Критическая разница

— Вы… вы ужасны! — воскликнула она. — Я пришла сюда… если вы думаете, что сможете устроить мое похищение «ради моей безопасности», даже не сообщив мне, что я вам «очень нравлюсь», как вы сказали моему брату… Если вы думаете…

Мэси был убит тем, что Рики обо всем узнала. Она снова топнула ногой:

— Господи! Неужели я сама должна попросить вас поцеловать меня?

IV

Всю последнюю ночь перед экспериментом Мэси просидел у термометра, регистрирующего внешнюю температуру. Он следил за ним и обливался потом, хотя в помещениях было довольно холодно: приходилось экономить энергию.

К середине ночи температура упала до –70° по Фаренгейту, еще через несколько часов до –80° За час до рассвета термометр показывал –85°. Медленное понижение температуры объяснялось тем, что в верхних слоях атмосферы вымерзала углекислота. Смерзшиеся частицы двуокиси углерода медленно опускались вниз и, достигая более низких и теплых слоев атмосферы, вновь становились газом. Высота, где углекислота еще существовала, падала медленно, но неумолимо. А дальше уже не было предельного потолка для температуры. Если у поверхности планеты она станет ниже –109°, тогда все будет кончено. Температура –109,3° по Фаренгейту была критической цифрой. После этого она сразу упадет до –150°, –200°. И тогда начнутся ночные дожди — жидкий кислород зальет планету. Здесь уже не спасут и космические скафандры. Они защищают от низкой температуры. Но ни один скафандр не выдержит соприкосновения с нитрогеном.

Пока Мэси невесело размышлял обо всем этом, температура остановилась на –85°, потом поднялась до –70°. Утром температура на солнце была не ниже –65°. Вскоре пришел Хэндон:

— Вас вызывали по аппарату, — сказал Хэндон, — но вы не отвечали. Рики в руднике, наблюдает за всеми приготовлениями. Она беспокоится, почему вы ей не отвечаете, и просила меня узнать, что случилось.

Мэси смущенно спросил:

— У нее есть обогревательная маска?

— Конечно, — ответил Хэндон. — А в чем дело?

— Я очень боялся сегодняшней ночи. Если углекислота вымерзнет…

— Мы добудем энергию, — настаивал Хэндон. — Мы построим ледяные тоннели и ледяные купола. Мы построим целый город подо льдом, если понадобится. Но мы получим энергию. Все будет отлично!

— Я сильно сомневаюсь в этом, — сказал Мэси. — Я не хотел, чтобы вы говорили Рики о нашем плане относительно корабля Службы.

Хэндон усмехнулся.

— Маленькая решетка готова? — спросил Мэси.

— Готова, — ответил Хэндон. — Она в шахтном тоннеле, окружена обогревательными установками. Бомбы тоже готовы. Мы многое сделали для того, чтобы продержаться месяцы.

Мэси пристально взглянул на него:

— Ну что ж, пойдемте.

Он натянул свой костюм, еще более утепленный из-за усилившегося похолодания. Никто не мог бы дышать воздухом с температурой –75°, не рискуя обморозить легкие. Поэтому все, кто выходил наружу, носили гибкую маску, в которой воздух обогревался в респираторе раскаленной спиралью.

Мэси вышел из дверей холодной камеры и огляделся. Солнце, казалось, заметно побледнело, и, наконец, исчезли его ложные двойники. Небо было темным, почти фиолетовым, и Мэси показалось, что где-то в глубине его мерцают очень слабые светлые точки. Должно быть, это были звезды.

У входа в рудник началось какое-то движение. Четыре человека, закутанные так же, как и Мэси, выкатили на надувных баллонах восемнадцатифутовую решетку. Люди выглядели очень нелепо в своей одежде, напоминая медведей с дымящимися носами.

Мэси пошел через долину, где все замерло, кроме четырех неуклюжих фигур техников. Они приветственно помахали ему.

«Я опять стал популярным, — подумал он, — но это уже не имеет значения. Мои эксперименты не помогут их родной планете. Они всего лишь отсрочат катастрофу».

Мэси почувствовал в душе какую-то острую боль. Инспектор Службы, естественно, одинок. А Мэси был одиноким еще до того, как занял этот пост. Он никогда не испытывал привязанности ни к кому и ни к чему, ни одна планета по-настоящему не была ему родным домом. Теперь же он знал и чувствовал, что связан с кем-то. Но существовал и такой ничтожный факт, как падение солнечной константы одной незначительной звезды солнечного типа, и ничего не могло получиться из этой привязанности. Даже когда Рики — закутанная, как и все, — помахала ему рукой из пасти тоннеля, это не подняло его настроения. Он хотел жизни, долгих, долгих лет жизни с Рики. А уже завтра они все могут погибнуть.

— Я распорядилась прикатить контрольную панель сюда, — глухо прозвучал через маску голос Рики. — Здесь холодно, но можно за всем проследить.

Не так-то много можно было увидеть. Если все пойдет как надо, стрелки приборов бешено подпрыгнут, а соответствующие цифровые значения неуклонно поползут вверх. Но это еще не будет означать повышения температуры. Вскоре большая посадочная решетка получит большее количество энергии, но ночью температура понизится еще на несколько градусов. Если она достигнет –109,3° у поверхности планеты, дальше она будет падать до предела. И тогда не будет иметь никакого значения, как много энергии можно получить из ионосферы.