Критические статьи, очерки, письма

Какое прекрасное письмо вы мне написали. Я ощутил в нем все: и вашу глубокую натуру и ваш дивный гений. Должно быть, высокие Пиренеи ежедневно вдохновляют вас, и мне уже не терпится поскорее услышать все те замечательные стихи, которые вы напишете за это время.

А мы, дорогой друг, мы ничего не сможем предложить вам взамен к вашему возвращению. Вас там все вдохновляет, нас здесь все расхолаживает. Что прикажете писать среди всей этой литературной и политической возни, когда кругом — одни только наглые тупицы или трусливые таланты, когда избирают Дро, а Ламартин и Жиро терпят поражение? Что можно писать, живя в Париже, когда с одной стороны у вас — министерство, а с другой — Академия? И всякий раз как мне случается покинуть свою келью, я чувствую презрение и негодование… Поэтому я даже не высовываю носа из дому, где я по крайней мере счастлив, где вожусь с дочкой, где у меня есть такой ангел, как моя жена. Здесь — вся моя радость, ничто не проникает в этот мирок, кроме изъявлений дружбы нескольких близких и дорогих мне людей, среди которых первое место принадлежит вам.

Вы ведь знаете, как я люблю вас, Альфред. Будем же вместе приветствовать этот наступающий год, который прибавит лет нашей дружбе, не состарив наших сердец. Пришлите мне каких-нибудь стихов, подсказанных вам вашей музой, и постарайтесь поскорее вернуться к нам, чтобы писать их здесь, даже если вы рискуете при этом утратить вдохновение, как это случилось со мной.

Впрочем, вам эта опасность и не грозит: ведь талант ваш способен победить все — даже скуку, даже отвращение. А что касается меня, то стоит мне только столкнуться с несправедливостью и корыстью, и я тотчас же чувствую себя побежденным. Мелкие уколы убивают меня. Подобно Ахиллу, — простите мне самоуверенность этого сравнения, — я уязвим в пяте.

В.

Сент-Беву

Тюдней-Лодж, возле Оксфорда, Англия

Париж, 17 сентября 1828

Оба ваших письма доставили мне живейшую радость, дорогой мой друг. Признаюсь, у меня уже сложилась приятная привычка часто видеться с вами, обмениваться с вами мыслями, а порой забываться под гармонию ваших стихов, — поэтому после вашего отъезда в моей жизни образовалась большая пустота. Улица Нотр-Дам-де-Шан теперь почти обезлюдела для меня. И вот пришли два ваших славных, милых письма и принесли нам частичку вашей высокой и живой беседы, частичку поэзии вашего сердца и ума.

Не могу передать, с каким жадным любопытством следовал я за вами в вашем путешествии; каждая подробность в ваших письмах была для меня драгоценна, и я как будто воочию видел барельефы и блестящие витражи готических окон во всех тех прекрасных церквах, которые вы посетили. Какой вы счастливец!

В то время как у вас одно впечатление сменяется другим, мы проводим здесь дни, похожие один на другой. Вы ведь знаете наш образ жизни, в нем изменилось разве только то, что вот уже несколько дней, как мы лишены захода солнца. Оно садится теперь в то время, как мы обедаем, и это очень меня огорчает. Вот первый ущерб, нанесенный мне зимой.

Я очень хотел бы сообщить вам здешние новости, но вы ведь знаете, в каком уединении я живу. Я знаю, что недавно было первое представление «Ольги» Ансело и что «Глобус» неплохо отозвался о пьесе. В том же «Глобусе» была преглупая статья г-на С… Р… о вашей прекрасной книге. Зато в «Provincial» о вас писали довольно приятные вещи, которые я приберегу к вашему возвращению.

Мы много вспоминаем вас в кругу друзей. У вас, наверно, не раз горели уши. Ни одного стиха не было произнесено в моей келье без того, чтобы не пожалеть о ваших. Надеюсь, что вы немало привезете их из Англии и вознаградите нас за долгий пост. Вчера я сообщил вашей матушке о том, что вы скоро приедете. Она просит передать вам, что чувствует себя хорошо и горячо желает поскорее обнять вас, — но уж, наверное, не горячее, чем все мы, хоть она и ваша мать.

До скорого свидания, дорогой друг, возвращайтесь к нам поскорее. Советую вам посетить Кентерберийский собор. Он, несомненно, и поразит вас и приведет в восторг. То, что вы пишете о реставрациях в Вестминстере, очень огорчает и меня. У англичан есть мания смешивать готику с fashionable. [224]

До скорой встречи. Мы все нежно вас обнимаем.

Виктор.

Сент-Беву

28 сентября 1828, воскресенье, полночь

Вернувшись домой, я нашел у себя на столе вашу драгоценную тетрадь, дорогой друг. И вот, едва окончив ее, я уже пишу вам, — вовсе не для того, чтобы рассказать о том впечатлении, которое произвело на меня это чтение (словами этого не передать), а чтобы хотя бы в слабой степени выразить то волнение, которое вызвали во мне ваши проникновенные и прекрасные стихи, ваша мужественная, простая и печальная проза, ваш Жозеф Делорм, который и есть вы сами. Эта короткая и суровая повесть молодой души, это анатомическое вскрытие, так искусно обнажающее ее, поистине великолепны; я едва не заплакал. Какой прекрасной книгой обогатили вы искусство!

Постараюсь повидать вас завтра.