Читаем Критические статьи, очерки, письма полностью

Критические статьи, очерки, письма

А вас можно называть госпожа де Сталь, так же как и госпожа де Жирарден, недаром вас зовут Дельфина, и вы с прелестным равнодушием светила озаряете своими лучами эту клоаку. Я горю, а вы блистаете, и издалека, из глубокого мрака мой пламень приветствует ваше сияние. Вы пожинаете успех всюду, где только вам захочется; вчера в театре Мольера, сегодня в театре Скриба. Вам вздумалось прославить комедию-водевиль, и вам это удается, Париж вам рукоплещет, и Джерси советует Гюйо добиться осуществления законных авторских прав, что приведет, быть может, музу в наш океанский Карпентра. Ибо ведь вы нам почти обещали приехать, не забывайте этого, пожалуйста. Итак, мы ждем вас, а пока — наш Карпентра дает балы, где ваши цветы всех восхищают. Моя дочь весь вечер танцевала с вашим букетом, они были неразлучны и ослепили англичан, у которых Крымская война еще не убила любви к ригодону. Говорят, что Париж менее беззаботен; я это понимаю. Стыд еще горше несчастья.

Вообще же в воздухе чувствуется уверенность в скором падении М. Б., мне пишут об этом отовсюду. Только что Шарль, закуривая сигару, сказал: «1855 год будет годом, чреватым событиями».

Вчера я говорил о вас с Ле Фло, который восхищается вами и обожает вас, — как видно, заразился от нас в Марин-Террасе. Он часто заходит ко мне, и это привело к тому, что в Париже вскрывают его письма; недавно начальник полиции послал одно из них военному министру, который показал его номеру III, а тот прочел и сказал: «Смотрите-ка, Виктор Гюго сделал этого Ле Фло красным».

Ле Фло передал мне эти слова, и я его поздравил.

Месяца через два вы получите «Созерцания». Пришлите мне ваши последние шедевры. В этом письме вы найдете мою речь, о которой вы говорили; она наделала шуму в Англии и вызвала угрожающую реплику, брошенную мне перед всем парламентом, на которую я тут же ответил. Посылаю вам и свой ответ на эту угрозу.

Я нарисовал для вас свой портрет. Это не имеет отношения к политике, поэтому я пошлю его вам из Джерси. Выйдет довольно большой конверт, я отправлю его ценным пакетом и думаю, что вы получите его почти одновременно с этим письмом…

В. Г.

Герцену

Марин-Террас, 25 июля 1855

Дорогой согражданин, — ибо существует только одно гражданство, и в ожидании Всемирной Республики изгнание — наша общая родина, — вы высказали великую мысль. Я присоединяюсь к ней с готовностью и восторгом. Вы хотите разделить тех, кто объединяется, — королей — и объединить тех, кого разделяют, — народы. Вы хотите поднять Россию, вновь зажечь северную зарю, бросить клич свободы на московском языке, вложить руку великой семьи славянских народов в руку великой семьи человечества. Вы поступаете как европеец, вы поступаете как человек, вы поступаете как мыслитель; это хорошо. Вы доказываете, что политика, когда это высокая политика, — высшая из философий. Журнал, который вы основали, будет одним из самых гордых знамен в борьбе за идеи. Я вас приветствую, я вас благодарю, я вас поздравляю; и если подобное слово уместно для такого скромного человека, как я, — я вас ободряю.

Я больше чем когда-либо завален всевозможной работой и потому буду для вас скорей сочувствующим, чем сотрудником. Но вы можете рассчитывать на мою поддержку везде, где я смогу ее оказать, и на мою глубокую симпатию. Вы просите меня присоединиться к вам, вы видите, я уже с вами, и по собственному побуждению.

Вы выбрали подходящий момент, чтобы бросить призыв к единению и любви. Настал грозный час. Грохочет гром, сверкают молнии. В такие годы создаются скрижали завета.

Братски жму вашу руку.

Виктор Гюго.

Ноэлю Парфе

Вторник, 30 октября [247], Марин-Террас

Нас выгоняют отсюда. Прилагаю при сем разрешение в печать, которое я не успел оформить. Вы правы на странице двести сорок восьмой и неправы на двести двадцать четвертой. Откуда, черт возьми, вы взяли, что phalene [248]женского рода? Что у вас за идиотский словарь? Говорят le phalene. Поставьте это им на вид. Дорогой мой друг, обратите серьезное внимание на поправки grive, [249]pupile [250]и т. д. и на строку, исправленную по вашей очень правильной пометке красным карандашом. Красный цвет очень хорош. Пишу эти строчки галопом. Завтра я уезжаю. Нас выгоняют в пятницу 2-го, в день поминовения мертвых. Кто же мертвые? Они или мы? Я говорю: они.

От всей души ваш.

Бонапарт в своей декларациипотребовал нашей выдачи. Трусливая Англия согласилась на изгнание. Я не хочу дожидаться намеченного срока. Я уезжаю завтра. Я сказал констеблю: «Земля, потерявшая честь, горит у меня под ногами».

Я отправляюсь в Гернсей. Пишите мне пока в Гернсей до востребования.

Признайтесь, что вы чувствуете себя немножко обывателем перед мистическим содержанием шестой книги и что волосы становятся у вас дыбом при мысли: а что об этом скажут?

В. Г.