Критические статьи, очерки, письма

В одном из мрачных залов собора швейцар открыл передо мною еще одну нишу. Там находился саркофаг Карла Великого. Это великолепный римский саркофаг из белого мрамора, на задней стенке которого резцом замечательного мастера изваяна сцена похищения Прозерпины. Я долго созерцал этот барельеф, которому около двух тысяч лет. С края барельефа четверка бешеных коней, одновременно и адских и божественных, которыми правит Меркурий, уносит к бездне, приоткрывшейся в земле, колесницу, а на ней в отчаянье бьется, извивается и кричит Прозерпина, схваченная Плутоном. Могучая рука бога сжимает полуобнаженную грудь откинувшейся назад девушки; голова ее с разметавшимися кудрями ударяется о прямую бесстрастную Минерву в шлеме. Советница Минерва шепчет что-то на ухо Прозерпине, которую увлекает Плутон. Улыбающийся амур сидит между мощными коленями Плутона. Самыми благородными скульптурными линиями очерчены сражающиеся позади Прозерпины группы нимф и фурий. Подруги Прозерпины силятся остановить крылатых огнедышащих драконов, запряженных в другую колесницу, которая как бы сопровождает первую. Одна из юных богинь смело ухватила дракона за крылья, заставляя его испускать крики боли. Этот барельеф — целая поэма. Эта скульптура — могучая, необычайная, великолепная и чуть-чуть высокопарная — одна из тех, какие создавал языческий Рим, какую мог бы создать сам Рубенс.

Говорят, что прежде чем стать саркофагом Карла Великого, эта гробница была саркофагом Октавиана Августа.

Наконец, уже по другой, узкой и темной лестнице, по которой за шесть веков поднималось немало королей, немало императоров, немало знаменитых посетителей, мой гид привел меня к галерее, образующей первый этаж ротонды; его называют Хохмюнстер.

Здесь сквозь деревянную решетку (гид опустил ее только наполовину — ее опускают до конца лишь перед коронованными посетителями) я увидел каменное кресло Карла Великого. Низкое, широкое, с округлой спинкой, образованной четырьмя гладкими, лишенными всяких скульптурных украшений, плитами белого мрамора, скрепленными железными скобами, это кресло с сиденьем из дубовой доски, прикрытым подушкой из красного бархата, высится на шести ступенях; две из них — гранитные, четыре — из белого мрамора.

На этом каменном кресле, украшенном четырнадцатью золотыми византийскими пластинами, — о них я уже упоминал, — на каменном возвышении, к которому ведут эти четыре ступени из белого мрамора, сидел в своей усыпальнице император с короной на голове, с державой в одной руке и скипетром в другой, с германским мечом на боку, императорской мантией на плечах, крестом Иисуса Христа на шее, ногами опираясь о саркофаг Августа. Он оставался так во мраке на этом самом троне, в этой самой позе в течение трехсот пятидесяти двух лет — с 814 по 1166 год.

В 1166 году Фридрих Барбаросса в поисках трона для своего коронования вошел в усыпальницу, о величественном убранстве которой не поведало нам ни одно предание; это в нее вели бронзовые врата, ныне прилаженные к порталу. Барбаросса и сам был прославленным государем и храбрым воином. Должно быть, это была поразительная минута, когда живой венценосец оказался лицом к лицу с венценосным мертвецом; один — во всем величии императорской власти, другой — во всем величии смерти. Воин победил призрак, живой восторжествовал над мертвым. Святая церковь сохранила скелет, Барбаросса завладел мраморным креслом, на котором восседал прах Карла Великого, он превратил его в трон, на котором четыре века восседали великие императоры.

Действительно, тридцать шесть императоров, считая и самого Барбароссу, были помазаны на царство и коронованы на нем в Хохмюнстере Ахенского собора. Фердинанд II был последним из них, Карл V — предпоследним. С тех пор коронование императоров совершалось уже во Франкфурте.

Я не мог оторвать глаз от этого кресла — такого простого и великого. Я смотрел на эти четыре мраморные ступени, истертые ногами тридцати шести императоров, увидевших здесь зарю своей славы и угасших в свою очередь. Вереница мыслей и воспоминаний теснилась в моем мозгу. Я вспоминал, как Фридрих Барбаросса, осквернивший эту могилу, уже в старости пожелал принять во второй или третий раз участие в крестовом походе и отправился на Восток. Там достиг он прекрасной реки. Река эта называлась Киднус. Было жарко, и ему захотелось искупаться. Человек, который осквернил могилу Карла Великого, мог позабыть об Александре Македонском. Он вошел в эту реку, и его тело сковали ее ледяные воды. Александр, человек еще молодой, едва не погиб в них; Барбаросса, старик, нашел здесь свою смерть. [102]