Критическое исследование хронологии древнего мира. Античность. Том 1

«Если все детали евангельской картины, как это имеет место в руках исторической критики, расплываются в мифологическом тумане, то тем самым как раз с методологической точки зрения отпадает всякое право, после устранения этих «что» и «как» исторического Иисуса, удерживать еще отвлеченное «так что» последнего. Это значило бы, говорят, ниспровергнуть устои истории, если бы не стали верить в существование Христа и в истинность рассказов его апостолов и авторов священного писания. Брат Цицерона говаривал также: что значило бы ниспровергать устои истории, если бы стали отрицать истинность предсказаний дельфийского оракула. Я спрашиваю христиан, думают ли они, что ниспровергают устои истории, отрицая этот мнимый оракул, и счел бы римский автор ниспровергнутыми устои истории, если бы он стал отрицать истинность христианских предсказаний, при условии, если бы он знал их; всякий защищает свою химеру, а не историю, но «потрясается до самого основания доверие ко всякому преданию и к разуму в истории, раз не жил Иисус», плачется господин фон Соден, и ему вторят все те, им же несть числа. Ведь в таком случае «все культурное человечество в течение двух тысяч лет находилось бы во власти иллюзии и обмана». Ответ на это свидетельствующее о поистине глубоком «историческом уме» возражение дал Штейдель. Старый Дюпюи как будто уже предчувствовал фон Содена, когда говорил, «что в делах религии вера большего числа поколений ничего не доказывает, кроме легковерия тех, которые в это верят, а Геркулес, тем не менее, не был солнцем, хотя в это верили и это утверждали греки. Большое заблуждение процветает легче большой истины. потому что легче верить, чем шевелить мозгами, а люди предпочитают чудесный элемент романов простоте истории. Если бы придерживаться этого правила критики, то, чтобы доказать истину, можно было бы указать христианам на ту крепкую веру, которую каждый народ имел и до сих пор имеет в чудеса и оракулы своей религии, но я сомневаюсь, чтобы они признали уважительным этот довод. Нам хотелось бы, чтобы не признавали его и тогда, когда речь идёт об их вере. Я знаю, они скажут, что только они одни обладают истиной, но ведь и другие будут говорить то же самое. Кому же быть судьею в этом? Пусть всегда будет им здравый человеческий разум, а не обычная вера или общепринятое мнение» Впрочем, разве почти 18 веков не верили в «богочеловека» Христа и не умирали с этой верой, пока просвещение не разрушило этот взгляд…» ([36], стр. 245).

Мы всецело разделяем эту точку зрения, и именно ею мы руководились выше. Ссылка на традицию стала основным аргументом в сколько–нибудь сложных исторических вопросах только потому, что без такой ссылки история древнего мира немедленно увязнет в безнадежных противоречиях. Рациональная же теория исторического процесса в этих ссылках не нуждается.

 

Эволюционная теория

Поскольку античная культура и образованность, как она отражена в «античной» литературе, является мифом, у нас нет никаких оснований предполагать ее реальное существование. Более того, концепцию ее катастрофического уничтожения варварами мы можем поставить в один ряд с аналогичными концепциями, существовавшими некогда, например, в палеонтологии. Основатель этой науки, Жорж Кювье, полагал, что смена животного мира на Земле происходила не эволюционно, а посредством ряда катастрофических переворотов, уничтожавших прежние формы жизни (скажем, динозавров) и расчищавших дорогу для новых, более совершенных форм (млекопитающих). Метафизическая (по оценке Энгельса) теория Кювье была сменена в палеонтологии эволюционным учением Дарвина, а аналогичное и столь же метафизическое представление о катастрофической гибели античного общества в истории сохранилось, поскольку отказ от него автоматически влек отказ от всех традиционных представлений об античности,

Следуя Морозову, мы полагаем, что и в истории драматичные картины гибели целых цивилизаций должны уступить место непрерывной эволюционной схеме. Конечно, эта концепция не имеет ничего общего ни с вульгарно–социологической теорией социал–дарвинизма, метафизически переносящей на общество биологические законы борьбы за существование, ни с социал–реформизмом. проповедующим медленное «эволюционное» перерастание капитализма в социализм. Эволюционная теория Морозова не только не отрицает революционных изменений в социально–политических структурах, но непосредственно их предусматривает. В ложном соответствии с известным высказыванием Ленина она лишь утверждает, что революционные смены общественных формаций не влекут за собой уничтожения накопленных ранее культурных богатств, а, наоборот, способствуют их расцвету и новому быстрому росту, невозможному в мертвящих рамках отмирающей формации.