Критическое исследование хронологии древнего мира. Библия. Том 2

Древс обнаруживает аналогию Кефея с апостолом Петром Кифой. Если Кефей изображается пастухом с овечками, то Петру было трижды сказано Иисусом: «Паси овец Моих» (Иоанн, XXI, 15, 16, 17). Кроме того, Иисус сказал: «… а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя…» (Иоанн, XXI, 18). Самое же замечательное то, что, согласно легенде, Петр был распят на кресте вниз головой, т.е. точно в той же позе, в которой Цефей висит на небе (см. [90], стр. 39—40).

Добавим к этому, что поскольку неестественное положение Цефея на небе было придумано Дюрером только в XVI веке, то, следовательно, легенда о способе казни Петра также имеет очень позднее происхождение.

Следы прежнего тождества христианских святых и языческих героев сохранились даже в позднее Средневековье. Вот что пишет известный исследователь христианства Мальвер: «Во многих средневековых праздниках христианство было перемешано с языческой мифологией. Геркулес был в братском союзе со святым Христоносцем (Христофором), святой Михаил смешивался с Беллерофонтом, поражающим чудовищную Химеру на крылатом коне Пегасе. Рай сопоставлялся с Олимпом… В винодельческих странах Бахус… был предметом культа, поддержание которого было обязанностью особого аббата–винодельца (к слову сказать, не восходит ли имя «Бахус» к славянскому «Бог»? Если это так, то Бахус это просто Бог, а не какой–то особый дохристианский культ. — Авт.). Чтобы уничтожить этот культ, церковь заменила Бахуса Святым Победителем (Винцентом), продолжая праздновать день Бахуса как Рождество Христово» (см. [4], стр. 686—687).

Мальвер далее сообщает, что Бахусу поклонялись в феврале под именем Сотера (т.е. Спасителя), что полностью согласуется с отождествлением Вакха с другим Спасителем — Иисусом. В католических святцах он остался как св. Сотер. Аналогично февральский день поклонения Аполлону под именем Ефебиоса превратился в день св. Эфеба. В апреле и октябре совершались празднества Диониса и Деметры, превратившиеся в дни св. Дионисия (8 апреля) и св. Дмитрия (9 апреля), сделавшегося заодно мужчиной. Римский праздник Аполлона, управляющего конями, превратился в день св. Егезиппа («Правящего конями»), праздник Цереры Флавии («Русой») в день св. Флавия, Дианы Пудики в день св. Пудента, а праздник Палладиум в честь Минервы превратился в день св. Палладии. Августиновские сатурналии преобразовались в праздник св. Сатурнина, аполлинарийские игры в праздник св. Аполлинарии, а праздник Афродиты раздвоился в день св. Афродизия и св. Афродизии и т.д. и т.п. (см. [4], стр. 689).

 

Сравнение христианских и языческих легенд

Многочисленными исследователями произведено подробное сравнение христианских и языческих легенд и обнаружены прямые заимствования и совпадения. Так, например, у Матфея рассказано, как Иисус приказал Петру закинуть удочку, взять первую попавшуюся рыбу и открыть ей рот: там он найдет необходимую для уплаты монету (Матф. XVII, 24). Этот рассказ вполне аналогичен известному мифу о кольце Поликрата.

В составленном Светонием жизнеописании императора Августа находится рассказ об угрожавшей последнему в детстве опасности. По словам некоего Марата, за несколько месяцев до рождения Августа в Риме произошло чудо, предвещавшее, что скоро родится римскому народу властелин и царь. Испуганный сенат, боясь за свою власть, издал декрет, чтобы новорожденные младенцы того года не воспитывались, т.е. умерщвлялись. Но так как те, у кого были беременные жены, надеялись что предсказание относится к их будущему сыну, то сенатский декрет ими не исполнялся. Здесь мы видим не только параллель к евангельской легенде, но и явное указание на императорское происхождение Иисуса.

Деяния Апостолов (Деян. XII, 1 — 11) рассказывают, что когда по приказанию царя Ирода апостол Петр был арестован и брошен в темницу, пришел ангел и освободил его. «Вся эта история восходит также к той известной истории в «Метаморфозах» Овидия, где рыбак Ацет за свою приверженность к новому богу — Дионису бросается в темницу, но чудесно освобождается оттуда своим божеством» ([90], стр. 22—23). Здесь снова Иисус накладывается на Диониса.