Критическое исследование хронологии древнего мира. Восток и средневековье. Том 3

Информация (см.[18], стр.352—544) о двукратном посещении Кириаком Афин несколько сбивчива и вызывает ряд недоуменных вопросов.

Например, Кириак с прохладцей отзывается о тогдашнем афинском герцоге Нерио II, что Грегоровиус объясняет тем, что либо Нерио не был к Кириаку достаточно внимателен, либо не произвел на него впечатления образованного человека. Оба объяснения не выдерживают критики, поскольку Нерио был образованным человеком очень близким к гуманистам, с которыми он поддерживал постоянные контакты, будучи в изгнании во Флоренции.

По мнению Грегоровиуса, во дворце Нерио должно обязательно было быть собрание классических произведений искусства, ибо немыслимо чтобы столь образованный и культурный человек полностью игнорировал древности, которые валялись у него буквально под ногами. Но Кириак об этом собрании ничего не пишет, что могло быть только, если Нерио ему его не показал. Почему?

Можно думать, что при встрече в Акрополе Нерио попытался объяснить Кириаку ложность многих его представлений об Афинах, почерпнутых из литературы. Это было ушатом холодной воды для разгоряченного энтузиаста и, по–видимому, Кириак просто не поверил Нерио. Это объяснение холодности к Нерио, проявленной в письмах Кириаком (если только эти письма не являются фальшивкой), представляется нам наиболее правдоподобным.

Целью Кириака при посещении Афин было рассмотреть памятники и главное списать надписи. Однако почему–то в самых богатых (теперь) «античными» надписями местах (например, в Акрополе) Кириак ограничился одной–двумя надписями, а все внимание уделил другим местам, где надписей к настоящему времени почти не осталось.

Несоразмеримо большое число найденных Кириаком надписей относится к императору Адриану. Впрочем, из самих надписей часто трудно понять, о каком из ряда известных истории Адрианов идет речь. Быть может, не об императоре, а, скажем, о папе.

Удивляет также, почему Кириак полностью проигнорировал многие замечательные памятники «древности» (например, гробницы перед Дипилоном и по улице Академии). Грегоровиус пытается объяснить это тем, что если не считать немногочисленных громадных развалин, весь старый город со всеми его художественными сокровищами оказался покрытым «кучами земли и садами». Но, спрашивается, кто и когда убрал эти кучи земли и выкорчевал эти сады, поскольку к XIX веку их уже не было. Неужели, турки?

Впрочем, Грегоровиус противоречит сам себе. Он пишет: «Подобно Риму и почти каждому другому городу античного происхождения Афины были усеяны бесчисленным множеством остатков древних сооружений, которые или валялись в пыли, или употреблялись самым неподходящим образом (и тем не менее сохранились! — Авт.). Великолепные вазы и саркофаги служили корытами для водопоя (и остались целы! — Авт.), мраморные плиты из театров и портиков лежали у порогов (и тем не менее за две тысячи лет не истерлись! — Авт.) или служили столами в мастерских» ([18], стр.335). Так все–таки были или не были покрыты землей «художественные сокровища древнего города»?

Если они были покрыты землей, то как справедливо замечает Грегоровиус, случайный удар лопаты должен был открывать классические скульптуры и другие бесценные создания искусства. Почему же, — с недоумением спрашивает Грегоровиус, — это не побудило никого из афинских герцогов, среди которых было немало образованных и любящих искусство людей, начать хоть какие–нибудь раскопки?

Если же земли не было, то почему же Кириак просмотрел почти все наиболее замечательные архитектурные сооружения и надписи на них?

Тут явно у Грегоровиуса (и иже с ним) снова не сходятся концы с концами.

Дальше — больше. Чтобы объяснить молчание источников до Кириака об архитектурных памятниках Афин и безразличие к ним гуманистов, Грегоровиус постулирует полное равнодушие к ним самих афинян. Однако, когда ему нужно объяснить, как смог Кириак ориентироваться в развалинах древнего города, он немедленно постулирует (посредством уже известных нам слов «несомненно», «конечно», «безусловно» и т.п.) (см.[18], стр.340) существование в Афинах института чичероне в формах, описанных еще Павзанием! Удивительно, как Грегоровиус сам не видит зияющих противоречий в своих построениях.

Наконец, обращает на себя внимание, что основной труд Кириака— трехтомное собрание заметок, рисунков и надписей дошел до нас только частично. Копии будто бы его рисунков, сохранившиеся в одном альбоме 1466 года, имеют весьма мало общего с действительностью. Опубликованы труды Кириака были только в XVIII веке.

Все это заставляет с достаточной остротой поставить вопрос об аутентичности информации Кириака. По–видимому, такое лицо действительно существовало и действительно путешествовало по Греции, собирая надписи и срисовывая архитектурные памятники. Но, что в приписываемых ему материалах аутентично, а что добавлено позже, без специального исследования пока определить нельзя.