Критическое исследование хронологии древнего мира. Восток и средневековье. Том 3

Вообще, возвращаясь к Солнцу, кометы теряют столько своей массы, что после нескольких возвращений комета должна наверняка рассеяться и превратиться, в лучшем случае, в поток метеоритов. Во всяком случае, такова, по–видимому, судьба всех короткопериодических комет (наиболее известной из которых является знаменитая комета Биелы). Поэтому нельзя ожидать и от кометы Галлея слишком много возвращений. Поскольку до 507 года в записях о комете Галлея и в Европе, и в Китае начинают обнаруживаться чередующиеся недочеты, можно думать, что в этом году было одно из первых ее появлений. Даже и при этом приходится удивляться, что она дожила до 1910 года. Это еще раз показывает легкомысленность утверждения о 31–кратном подтверждении возвращений кометы Галлея в китайских летописях.

Попытки же так или иначе использовать периодичность комет можно обнаружить на самых ранних этапах развития астрономии. Например, под № 1 Любенецкий в своей «Кометографий» описывает комету, которая якобы появилась на небе во время всемирного потопа «за 2312 лет до Рождества Христова». Морозов замечает, что, прибавив к дате этой кометы несколько раз по 540 лет, мы получим, в частности, 388, 928 и 1468 годы, в каждый из которых (или поблизости от него) и европейские, и китайские источники указывают яркие кометы. Отсюда он делает вывод, что, по–видимому, ложная периодичность в 540 лет была замечена еще до Галлея (который, таким образом, напрасно считается первым, обнаружившим периодические кометы) и была продолжена вспять, чтобы «вычислить» комету всемирного потопа. Не было ли это одним из первых «астрономических» подтверждений исторической даты? (Вполне подобным многочисленным «подтверждениям» античных дат по затмениям, которые мы разбирали в гл.2, § 3).

Любопытно, что авторы европейских кометографий, по–видимому, считали 540 лет общекометным периодом и пытались по нему вычислять древние кометы. Только этим можно объяснить замеченный Морозовым факт (см.[5], табл. XII на стр.155—166), что практически все перечисляемые Любенецким кометы до н. э. имеют двойников ровно через 540 лет (уже после н. э.). Это уже совершенно безапелляционно доказывает апокрифичность всех этих комет.

Впрочем, и с кометами после н. э. дело обстоит не лучше. Как заметил Морозов (см.[6], рис.52 на стр.179) четырехсотлетний период от–180 года до +220 года по числу последовательных комет разительно подобен периоду от 300 года до 700 года. Таким образом, как и следовало ожидать, за пределами IV века н. э. европейские списки комет сами обнаруживают свою собственную апокрифичность.

 

Апокрифичность истории Китая

В примитивных обществах особым уважением (как хранители мудрости рода) пользуются старики, а в феодальном обществе—люди с наиболее длинной родословной. Перенос этих пережиточных представлений на социальные структуры, по–видимому, и породил странное стремление многих наций (особенно, в прошлом ущемленных) всемерно удлинять свою историю и находить в ее протяженности особую гордость. При рациональном и хладнокровном взгляде на предмет дело обстоит как раз наоборот: если страна имела долгую историю и пришла к XX веку отсталой, то это могло случиться только потому, что ее население обладало каким–то существенным и неисправимым недостатком. (Именно это рассуждение и породило расистскую легенду об «органической неспособности» китайского народа к усовершенствованию). Поэтому каждая развивающаяся страна должна, казалось бы, стыдиться длинной истории и всемерно ее сокращать, подчеркивая тем самым свою молодость, у которой все впереди. Но поведение и людей и народов доводам разума, как известно, никогда не следует.

И вот мы видим, что в Китае любые сомнения в древности его истории и науки рассматриваются как оскорбительные для великого китайского народа, как проявления европейского колониализма в идеологической области. Многочисленные китайские ученые положили много труда, чтобы «возвысить», как они считали, китайскую науку и придать ей ореол древности. На самом же деле, это они наносили (и продолжают наносить) оскорбление китайскому народу, утверждая, что после такого блестящего старта в науке, культуре и государственности, он не сумел пойти дальше и позволил себя обогнать «европейским варварам».

Борьба за «приоритет» китайской науки приобретает подчас, как мы видели выше, гротескные и смешные формы. Это тоже, конечно, не прибавляет ей достоинства.

Неизбежной реакцией на эти потуги является, наоборот, полное отрицание самостоятельных достижений китайской нации, в чем грешен, в частности, и Морозов. Правда, до Морозова никто не осмеливался заподозрить на равнинах Хуанхэ и Янцзы «вместо самого старого из больших культурных государств земного шара, чуть ли не очень молодое…» ([6], стр.156).