Как могло это случиться? В общественной жизни, однако, не бывает ничего бессмысленного, беспричинного. Появление социалистической односторонности было совершенно естественно вследствие того, что общественность и государственность под влиянием тех идей, которые создали первую французскую революцию, впали в противоположную односторонность: начали развивать односторонне-индивидуалистический принцип свободы, упустив из виду законные требования принципа коллективизма.
Социализм и явился исторической поправкой к этой односторонности, которая сама же подготовила и почву для его действия.
XIX век получил в наследство от своего предшественника ряд условий, давших эту почву:
1. повсюду явились дезорганизованные массы населения, в котором средневековые формы общинности были разрушены без создания какой-либо новой организации;
2. свобода промышленного действия, поддержанная расширением внешних рынков, множеством изобретений и присутствием дезорганизованного и нуждающегося в заработке населения, создала огромные богатства в руках немногих сильных и удачливых людей;
3. государство либерального (буржуазного) типа отрешилось от средневековой идеи всесторонне пещись о нуждах населения, а потому не вступалось в какую-нибудь регуляцию промышленных отношений;
4. в то же время принципы равенства и свободы были признаны официально как основа неотъемлемых прав человека.
Действительность представляла, однако, фактически полное нарушение свободы и равенства в населении, пришедшем к состоянию самого крайнего неравенства в средствах к жизни. Укажу на положение Англии, где социалистическое движение раньше других стран приняло массовый характер. В начале XIX века собственно Англия имела 10 миллионов жителей, из которых, как громко кричали революционные прокламации, полмиллиона утопали в роскоши, 4 миллиона жили в крайней нужде, 4 миллиона в нищете и полмиллиона состояли из форменных нищих. Конечно, революционные прокламации всегда погрешают в статистике, но и точные статистические данные отмечают, что в начале XIX века 1 340 000 человек получали пособие от приходов, а к 1820 году это число возросло даже до 2,5 миллиона. Следовательно, около 15 процентов населения были действительно нищими.
Рабочее население Англии тех времен описывается как фактически весьма бесправное в отношении всесильных хозяев, поддерживаемых судами. Да и юридически права рабочих до чрезвычайности ограничивались воспрещением всяких союзов. В известном исследовании Уэббов приводится множество примеров судебного преследования рабочих Англии за попытки стачек. Во французском законодательстве с первой революции все частные сообщества вообще воспрещались в принципе. Законы против них во Франции были отменены лишь в новейшее время, и с 1825 по 1865 год почти 10 тысяч рабочих по двум тысячам судебных приговоров познакомились с тюрьмой по обвинению в образовании “незаконных коалиций”.
На почве крайней бедности и — слишком часто — прямого притеснения неизбежно должны были возникать революционные движения народных масс, в теории объявленных владыками государства, а на практике сплошь и рядом чувствовавших себя рабами. Но как же было помочь горю, как исправить положение?
Действительная, разумная задача состояла в том, чтобы понять односторонность водворившегося строя и исправить его на тех вечных основах общественности, которые были подорваны чрезмерным развитием индивидуалистического принципа. Но люди не были к этому тогда подготовлены. Ни наука, ни практика не давали ответа на запросы времени. Потребовалось очень много испытаний, проб, работы мысли, прежде чем прямая дорога стала уясняться для людей в этих новых условиях. Вот в этой-то работе, где действовали все направления мысли, имел свое участие и социализм. Выступив против односторонностей индивидуализма, социализм дал развитию общества очень много полезных толчков.
Так, нравственное влияние утопического социализма на европейское общество начала XIX века было, несомненно, облагораживающим. Его внутренняя ошибка в понимании личности не сразу могла принести вредные плоды. А между тем социализм обращался к человеку с высокими требованиями, возбуждал веру в лучшее будущее, не позволял эгоистично закрывать глаза на страдания ближнего. Он в первое время обращался еще к человеку как к высшему существу, не проклинал богатого и знатного только за внешнее их положение, не сомневался в том, что и им не менее, чем бедным или приниженным, свойственно чувство любви к ближнему и стремление к общественному благу. Искание лучшего будущего было основано поэтому не на реках крови и насилиях, а на подъеме лучших сил человека. Мы видим в рядах первых социалистов множество людей действительно высокой нравственности. Русские могут вспомнить, что и наш Достоевский пострадал за увлечение фурьеризмом.