Критика демократии

Нет, не таковы законы жизни, но это предмет, о котором бесполезно толковать, пока люди не убедятся, что их современный “прогрессивный” идеал с начала до конца ложен, неосуществим, не Дает ничего, что от него ждут и во имя чего приносят столько жертв.

ДЕМОКРАТИЯ ЛИБЕРАЛЬНАЯ И СОЦИАЛЬНАЯ

Предисловие

В настоящей книжке под общим названием “Демократия либеральная и социальная” я соединяю три статьи, опубликованные в разное время, но взаимно одна другую дополняющие. Первая, “Социальные миражи”, напечатана в “Русском обозрении” в 1891 году (№ 7); она обрисовывает эволюцию демократической идеи, уже создавшей современные парламентарные государства и выдвинувшей еще не осуществленные идеалы социалистического характера. Вторая статья, “Панама и парламентаризм”, ранее печатавшаяся в “Московских ведомостях” (1892, № 351, 354, 359 и 1893, № 9 и 12), дает небольшой образчик самой практики либерального демократизма. Третья статья, “Коммунизм и партикуляризм”, дополняет рассуждения первой о социальном демократизме. Она печаталась в “Русском обозрении” (1892, июль).

Выпуская теперь этот сборник, должно сказать несколько слов о том противоречии, в котором иногда находятся высказываемые мною мысли с воззрениями юристов-государственников.

Я обрисовываю как социальные миражи то, что в курсах государственного права считается верхом современного государственного прогресса. То самое явление, которое большинству практических наблюдателей ясно представляется как демократический парламентаризм, как правление представительной демократии, рассматривается юристами как конституционная монархия или конституционная республика. Это не одна разница в названиях, а разница в понимании самого смысла и содержания современной политической эволюции. В классическом труде Блюнчли [1] (“Общее государственное право”) выражается уверенность, что “теперь снова получает всеобщее признание античная государственная идея... Государство снова становится народным, но в более благородных формах, нежели в древности. Средневековое сословное устройство служит преддверием нового представительного государства, в котором весь народ представляет себя в лице лучших и благороднейших своих членов”.

Достаточно этих последних слов, чтобы, при всем уважении к уму и учености столпа современного государственного права, видеть, что он рассуждает чисто кабинетным способом. Даже и политиканы ему кажутся “лучшими и благороднейшими членами” народа. Это для всякого практического наблюдателя звучит просто оскорбительной насмешкой над несчастными народами. Только чистой теоретичностью объяснимы также определения Блюнчли, будто бы “конституционная монархия заключает в себе все другие государственные формы”, то есть он соединяет лучшие стороны монархии, аристократии и демократии в гармоническом единении. Таковы, однако, господствующие ныне учения государственного права. Наш Чичерин точно так же повторяет, будто бы “ограниченная монархия представляет сочетание монархического начала с аристократическим и демократическим. В этой политической форме выражается полнота развития всех элементов государства и гармоническое их сочетание” (“Основы государственной науки”). Идея государства здесь будто бы достигает высшего развития. Понятие о сложной верховной власти, о том, что субъектом верховной власти может быть целая система учреждений, путает взгляды умнейших современных государственников. К сожалению, такое воззрение на парламентаризм становится уже прямо школьным. В государстве старого порядка, учат нас ныне даже монархисты, типом которого выставляют французскую монархию XVIII века, вся полнота верховной власти сосредоточивалась в одном лице, и эта власть была потому личной и подзаконной. Современное же государство такой власти не знает и распределяет основные функции государственной власти между несколькими органами, из которых поэтому ни один не обладает неограниченной властью.

Этот эпитет — “современное” — ео ipso делается для юристов синонимом “наиболее совершенного”, “высшей ступенью развития” и т. п. Совершенно понятно далее, что достижение этой “высшей ступени” делается со стороны учеников предметом практических стремлений, которым академическая наука дает свою санкцию и поддержку.