Критика криминального разума

— Чуть позже прилет полковой врач, чтобы осмотреть останки, — пробасил за моей спиной Штадтсхен. — Внутренности у того парня уже начали разлагаться. Да и его сосед выглядит не лучше. По моему мнению, чем быстрее их зароют в землю, тем будет лучше, сударь. Я должен немедленно сообщить об их состоянии врачу.

Конечно, я мог бы приказать, чтобы сюда принесли снег и лед, как сделал в свое время профессор Кант для сохранения трупа адвоката Тифферха с намерением предоставить его в распоряжение доктора Вигилантиуса. Но степень распада этого трупа была слишком велика, и никакие усилия по его сохранению уже не имели смысла.

— Прежде чем вы отправитесь к врачу, — обратился я к Штадтсхену, — вы можете оказать услугу не столько мне, сколько самому себе.

— Сударь?

— Вам ведь известно, что вы нарушили приказ, Штадтсхен?

Он затаил дыхание, ожидая продолжения.

— Я должен упомянуть о вашем самовольном решении перенести останки в докладе его величеству, — произнес я, внимательно наблюдая за его реакцией. — Но я могу еще изменить свое намерение. Как можно скорее отыщите фрау Лямпе и приведите ее сюда. Женщина живет в пригороде — Белефесте. Она приходила ко мне сегодня утром с заявлением об исчезновении мужа. Сомневаюсь, что она сможет сообщить нам что-то определенное, однако наш долг требует предоставить ей такую возможность, прежде чем останки будут преданы земле. Сделайте все, что от вас зависит…

«Сделайте все, что от вас зависит, чтобы она узнала его».

Вот что я хотел сказать, но, конечно, не сказал.

— Можете на меня положиться, — ответил Штадтсхен, с угодливой улыбкой отдавая честь.

Мой факел почти догорел. Перспектива остаться в подземелье без света заставила меня подумать о возвращении. И мы со Штадтсхеном уже очень скоро вышли к главным воротам Крепости. Я сразу отпустил его и с радостью наблюдал, как Штадтсхен со всех ног припустился в сторону Белефеста.

Но меня волновал не только вопрос о том, кому принадлежат кости, лежащие в подземном склепе. И не только вопрос о поисках Мартина Лямпе, если он все еще был жив. Да и король подождет с подготовкой донесения до моего возвращения.

— Отвезите меня на Магистерштрассе! — крикнул я вознице, вскакивая в экипаж. — И как можно быстрее.

Глава 33

Я был настолько занят весь предыдущий день и ночь, что практически забыл о Канте. Я не задумывался о том, когда и при каких обстоятельствах расстался с ним в последний раз, да и о том, насколько я сам утомлен, до тех пор, пока, раскинувшись на удобном сиденье кареты, не отдался убаюкивающему ритму движущегося экипажа и очень скоро уже пребывал в объятиях Морфея.

Пробудился я мгновенно, как только карета остановилась у дома на Магистерштрассе. И стоило мне выглянуть из окна, как у меня в голове зазвонил еще один тревожный колокольчик. Молодой врач-итальянец, с которым я познакомился накануне, со всех ног бежал по садовой дорожке по направлению к двери. В руках он сжимал большую коричневую грелку.

Я выскочил из экипажа и поспешил к крыльцу, стараясь успеть раньше, чем Иоганн Одум закроет дверь.

— Что случилось? — задыхаясь, выпалил я.

— Хозяин, сударь! — крикнул слуга, и на его покрасневших от усталости глазах появились слезы. — Он уже почти ничего не понимает. Доктор пошел за сердечным средством.

Я пронесся мимо него вверх по лестнице и вбежал в спальню Канта.

Как только я вошел в комнату, то сразу понял, что прибыл слишком поздно. Крошечное сморщенное создание, лежащее на постели, уже одной ногой находилось в ином мире. На когда-то утонченном лице Иммануила Канта застыло выражение какой-то нездешней сосредоточенности, щеки ввалились, а то, что всего два дня назад было яркими проницательными глазами, превратилось в два темных углубления, в которых были едва различимы закрытые веки. Узкие плечи выступали из-под одеяла подобно сложенным крыльям. Дыхание было громким и ровным, но он не производил впечатления отдыхающего человека. Это было начало того сна, от которого не просыпаются.

Герр Яхманн стоял со склоненной головой в дальнем конце, в то время как доктор Джоаккини умелым движением развел сжатые губы Канта и влил ему в рот какую-то темно-зеленую жидкость. Я сделал шаг по направлению к узкой кровати. Доктор бросил взгляд через плечо, кивнул мне и вновь полностью переключился на своего пациента.

Несколько минут прошли в полном молчании, затем с уст врача сорвался возглас:

— Герр профессор!

Кант открыл глаза и пристально уставился на меня.

Врач приложил ухо к груди философа и стал вслушиваться в слабое биение его сердца. Придвинувшись ближе к открытому рту Канта, он внезапно поднял на меня озадаченный взгляд.

— Профессор Кант желает побеседовать с вами, — прошептал он, затем поднес к глазам часы и начал считать пульс умирающего. — Поторопитесь, сударь. Силы очень быстро оставляют его.