Читаем Критика нечистого разума полностью

Таким образом, если человеку хочется себя укокошить, водочкой ли, петелькой, он… всегда прав. Ведь сильный прав, потому что сильный. А слабый прав, потому что слабый. А любого человека можно записать как минимум в одну из этих категорий, а многих и в обе сразу.

Зарубка для идиотов: это не призыв к тому, чтобы человечество хлопнулось, застрелилось, скололось. Это только про реализацию того желания, которое уже есть. Большинство людей, будь они сильные или слабые, вовсе не лезут в петлю, не ширяется, и не может пить литр водки ежедневно.

Зарубка номер два: конечно, это рассуждение в некотором смысле жульническое. Конечно. Но что-то, назовем это за неимением лучших вариантов эстетикой, меня в нем привлекает.

<p>Игра в слова: конкуренция и агрессия</p></span><span>

Мир, о котором мечталось бы — мир предельно жесткой конкуренции при нулевой агрессии. Тут надо банально пояснять слова, поскольку все дело в них. Конкуренция как открытую поставленность на кон социальной стратификации, а агрессия — как утверждение себя в разрушении иного. Формула ее: не мы много можем, а всем вокруг дали по кумполу, и они уже ничего не могут. А мы можем главное — всем по кумполу.

Возвращаясь к конкуренции, речь идет, главным образом, о социальной честности. Люди социально не равны, и от отрицания этого факта равнее не становятся, но механизмы неравенства в обществе, его признающем, и в обществе, не признающем, весьма различны. Чем сильнее неравенство отрицать, тем более странны могут быть его формы, и в первые лица выносит… хорошо еще, если Аллу Пугачеву с вором Япончиком, в среднем элита СССР и пост-СССР, конечно, менее качественна, нежели эти двое. Так вот, конкуренция, это когда: а). неравенство признается, б). вертикальная мобильность высокая, в). правила мобильности предъявлены, как есть. То есть когда официальные версии историй успеха примерно совпадают с реальными. Да, и еще: объявленные игры идут по правилам, правила же, как правило, враждебны к игре на понижение, и родимое «всем по кумполу» — это оффсайд, санкции и штрафной удар.

Конкуренция может быть жестока, проигравший зачастую получает ненамасленный хрен. Так получилось. Но нельзя сказать, что у него отобрали. Вообще, может быть очень много обиженных, но мне важнее не это, а чтобы не было обидчиков.

Соответственно, худшим типом общества мне бы была — низкая конкурентность при высокой агрессивности. Вопрос, что у нас на дворе, многие сочтут риторическим, но я, так уж и быть, оставляю его открытым.

<p>За бесправие детей и животных</p></span><span>

Милосердие слишком часто оборачивается несправедливостью, чтобы это можно было толковать незначительным побочным эффектом. Некогда я считал, что диссертационный совет должен всегда голосовать за, в логике снисхождения — «жалко, что ли», «человек же работал». Тем более степень, к примеру, кандидата философских наук — столь малое, что не выдавать ее просто как-то даже мелочно. Так вот, будучи еще аспирантом, зашел в диссертационный совет, а там защищается дура. Не то что слабая работа, слабых работ 95 %, включая и мою, а именно что пустота, даже не текстуально, по жизни. За нее голоснули единогласно, и вот по осени новоявленный доцент приходит на нашу кафедру и меня, аспиранта, ставят к ней ассистентом.

Беда в том, что дуракам тоже свойственна воля к власти. Не всем, слава богу. Но они же не могут создавать, не обучены, не по силам. Амбициозность выражается в том, что топят округу, дура была недовольна мной, и еще пыталась травить единственного философа, что на кафедре той случился — что ей оставалось? Потом она, к счастью, куда-то сплавилась.

Это я к чему? Если даже искреннее великодушие так легко оборачивается несправедливостью, что можно наворотить — под именем милосердия, гуманизма?

Когда, например, подобие «прав человека» распространяются на тех, кто и человек-то не является. Животные, например. Мне «борьба за права животных» мерещится — античеловеческим делом. Поднимая статус животного, тем самым роняли статус человека — главное следствие всей политической зоофилии. Животные имеют лишь одно священное право, она же обязанность — быть средством человека. Разумеется, о них надо заботится, но не более, чем иных средствах, мы же заботимся о своей квартире, одежде. Это и есть здоровая экология. Мы же не признаем «права дивана», не принимаем закон о «жестоком обращении с рубашками», мы же еще не сходим с ума — таким образом?

Примерно также с «правами детей». Из читанного недавно, не ручаюсь за точность: папа выпорол сына то ли 10, то ли 12 лет, парнишка стуканул, и за «ремень» папе дали штраф около 5000 рублей. Хорошо, не посадили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Как разграбили СССР. Пир мародеров
Как разграбили СССР. Пир мародеров

НОВАЯ книга от автора бестселлера «1991: измена Родине». Продолжение расследования величайшего преступления XX века — убийства СССР. Вся правда о разграблении Сверхдержавы, пире мародеров и диктатуре иуд. Исповедь главных действующих лиц «Великой Геополитической Катастрофы» — руководителей Верховного Совета и правительства, КГБ, МВД и Генпрокуратуры, генералов и академиков, олигархов, медиамагнатов и народных артистов, — которые не просто каются, сокрушаются или злорадствуют, но и отвечают на самые острые вопросы новейшей истории.Сколько стоил американцам Гайдар, зачем силовики готовили Басаева, куда дел деньги Мавроди? Кто в Кремле предавал наши войска во время Чеченской войны и почему в Администрации президента процветал гомосексуализм? Что за кукловоды скрывались за кулисами ельцинского режима, дергая за тайные нити, кто был главным заказчиком «шоковой терапии» и демографической войны против нашего народа? И существовал ли, как утверждает руководитель нелегальной разведки КГБ СССР, интервью которого открывает эту книгу, сверхсекретный договор Кремля с Вашингтоном, обрекавший Россию на растерзание, разграбление и верную гибель?

Лев Сирин

Публицистика / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное