Читаем Критика нечистого разума полностью

А та самая, без которой война бы вообще не могла происходить. То есть когда весь народ встает «стенка на стенка» и махается до упаду, тотальная война. Ведь это же не само собой разумеется. Это в голове должен быть конструкт. Что война — это вот такая война. С тотальной мобилизацией. То есть ты можешь, конечно, и закосить от родимого военкомата. Но ты знаешь, что военкомат это все равно норма.

Едиными были, таким образом, представление государства, представление войны. Уже немало — для взаимопонимания нацистов, коммунистов и кого там еще. Чтобы так повоевать, надо ведь иметь кое-какое общее понимание. Чтобы поругаться конкретным людям, тоже надо его иметь. Например, какие слова являются обидными, какие нет, какие есть типовые сценарии, на что обижаться, на что не стоит, и т. д. Например, невозможна длительная перепалка, если у одного «вы дерзки и дурно воспитаны», у другого же «че, ептыть, чмо ебучее». Подраться они, правда, могут, правда оба будут драться… не вполне с человеком, а скажем, как дрались бы с марсианином или собакой. Как с некой некоммуницируемой формой жизни.

Перефразируя речение Витгенштейна про двери и петли: чтобы поспорить, надо иметь много общего. Возвращаясь к истории: эпоха меняется, когда меняется общее, некое А, общее для сторонников X и Y, меняется на Б, тоже общее (а победа X над Y так себе, мелкая рябь).

Общая для всех рефлексия государства характеризовала первую половину 20-го века как Модерн.

А сейчас, интересно?

Дискурсом и топором

За каждым серьезным гуманитарным дискурсом должны везти палача, хорошую добрую плаху и роту деревянных солдатиков. Иначе никак. Не потянет дискурс. «А шел бы ты, дискурс, на хуй» — скажет ему тот, который не дискурс.

В 2007 году был на летней школе, «Школе практической философии», так оно называлось. Я тогда уехал, а школа осталась. За пару дней до конца детдомовцы из соседних домиков, к школе отношения не имеющих, проявили таки отношение. Насрали ночью в большой лекционной беседке. Я не очень помню, чего там было дальше, но детдомовцы не пострадали никак. Э-э… когда миром рулили действительно более-менее практичные философии, пацанят наказали хотя бы символически. По пальцу бы хоть отрубили, что ли, из уважения.

«А как же христианство?» — спросят. А что? Христиане прекрасно умеют убивать, занялись этим сразу же, получив такую возможность. Политически религию сделали Великие Инквизиторы, а старца Зосиму возили с собой в обозе, выпуская после зачисток. ОМОН — Зосима — снова ОМОН — снова Зосима. Ядреная смесь. Менее ядреная (только ОМОН или только Зосима) туземцев не брала.

Умник может реализоваться лишь в институционально сложной среде, а такая среда косвенно обеспечивается насилием. Власть препода в аудитории, например. Если в обществе не будет человека, имеющего права применить к студентам физическое насилие, или у препода не будет права апеллировать к такому человеку, все закончится довольно быстро и довольно плачевно. Примеры «гармоничных отношений» бесполезно приводить в опровержение. 99 % прохожих на улице не нуждаются в вязальных услугах полиции. Прессовать надо 1 %, ну может 10 %, но это действительно надо.

Платон искал себе просвещенного тирана, Аристотель нашел македонскую крышу, Конфуций — чиновник, Лао Цзы — мастер единоборств и сам себе полиция, и т. д. Вот у Сократа — да. Крыши не было. Чем кончилось, помним.

Плохой пример детям

Известно заклинание «жить ради детей», «потому что семью кормить», с дальнейшим логическим обращением внешнего отмаза во внутреннюю предъяву — «только ради тебя», «жизнь тебе посвятил». Бывает, что это формула мужества, все бывает, но слишком часто — бывает наоборот. Совсем наоборот. Превращение своей жизни в средство, обнуление своих смыслов («говном жил, говном и помирать буду»), перекладывание ответственности.

«Чего ты в жизни-то делал?» — «Э-э». Не говорить же на Страшном суде, что греб на галерах 12 часов в сутки, стонал, пыхтел и терпел, или, того пуще, обирал пыхтящих на галерах. «Э-э». Тут-то ребеночек и сгодится. Показать его, ясно алиби — вот оно, вот ради него, «надо было в люди вывести». Ну так придет время, ему тоже спросится — э-э? И он повторит трюк, явит своего — вот, надо было… И это такое откладывание Жизни на бесконечность. Глупо как-то. Некрасиво. И главное, зря все. Ибо вечное повторение тут мать не обучения, но общего охерения.

Это не к тому, что «детей не надо». Кому-то и не надо, наверное, в целом — надо. Не надо превращать себя в средство и тягловую скотину, а новую жизнь — в средство и талон индульгенции. Помимо прочего, это еще и невыгодно. Ну банально. Это сигнал детям — не уважать. Ах ты «живешь только ради меня»? Ну давай, моя скотинка, давай молока и зрелищ. Более ранний мир, семейности коего мы завидуем — прекрасно все понимал: дети существуют для родителей, только так, не иначе. Вести себя иначе означает подавать плохой пример детям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Как разграбили СССР. Пир мародеров
Как разграбили СССР. Пир мародеров

НОВАЯ книга от автора бестселлера «1991: измена Родине». Продолжение расследования величайшего преступления XX века — убийства СССР. Вся правда о разграблении Сверхдержавы, пире мародеров и диктатуре иуд. Исповедь главных действующих лиц «Великой Геополитической Катастрофы» — руководителей Верховного Совета и правительства, КГБ, МВД и Генпрокуратуры, генералов и академиков, олигархов, медиамагнатов и народных артистов, — которые не просто каются, сокрушаются или злорадствуют, но и отвечают на самые острые вопросы новейшей истории.Сколько стоил американцам Гайдар, зачем силовики готовили Басаева, куда дел деньги Мавроди? Кто в Кремле предавал наши войска во время Чеченской войны и почему в Администрации президента процветал гомосексуализм? Что за кукловоды скрывались за кулисами ельцинского режима, дергая за тайные нити, кто был главным заказчиком «шоковой терапии» и демографической войны против нашего народа? И существовал ли, как утверждает руководитель нелегальной разведки КГБ СССР, интервью которого открывает эту книгу, сверхсекретный договор Кремля с Вашингтоном, обрекавший Россию на растерзание, разграбление и верную гибель?

Лев Сирин

Публицистика / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное