Читаем Критика нечистого разума полностью

Можно сказать так: менеджмент администрирует, когнитариат модерирует, учит и соблазняет. Влияет, не апеллируя к принуждению. Точнее, апеллируя, но не сильно. Так не сильно, как еще не было. Как пример можно посмотреть на «творческие союзы», «научные школы» и т. д. Там тоже давят, но более авторитетом, нежели анонимным чином и палкой с крюком.

Забавно, что слово «авторитет», выбранное паролем нового идеала — отсылает куда-то к очень старому (старейшины, да) или маргинальному («авторитет» как дон мафии — общины, агрессивно не вписавшийся в модерн).

Что такое по сути — авторитет? Непосредственный статус: мера твоего влияния на людей, именно твоего, а не социальных машин — посредством тебя. То есть то, что ты есть, за вычетом всех отчужденных сил, аккумулированных в твоей социальной точке.

Все это против породы людей, отдавших жизнь включению в механизм — чтобы через них действовало — и не развивших ни одной личной силы, так, чтобы значить без чина. Вывод жизни из отчужденного морока больших социальных машин был бы их персональным апокалипсисом.

Желанная модель: еще не кооперация гениев и прочее царство божье, все еще турнирная таблица и жесткая конкуренция, но — «непосредственных статусов». Ты значим, если другие вписывают твою значимость в свою жизнь. Если ты ухитрился их изменить, оживить, усилить.

Мы же пока в утопии? Тогда продолжим. Мир как школа, где учат тому, как учить. Не «экономической функции», ибо экономика отстраняется со всеми своими высшими ремесленными училищами, но… влиянию на мир, вынесенный наконец в его «свободное время». Имманентный круг замыкается: учить на мастеров того процесса, который и происходит сейчас. Образование способности образовывать. Такая школа, в пределе, распространяется на весь мир. За ее границами среды, поставленные на техническое обслуживание. Столовая, например. Различные грани материального производства. Значимые не более, чем крестьяне, собирающие картофель, в развитом индустриале 20 века.

Не рекомендованные к просмотру

Возможно еще такое воззрение… Хорошие люди — те, на которых глядя, жить хочется. А глядя на плохих, не хочется. Забавно, но в число плохих попадают и многие до сих пор «хорошие». Просто потому что неправильные, несчастные, некрасивые, никакие. Безопасные экспонаты, опасные для просмотра. Не рекомендованные к просмотру (понятно, что это дико субъективное ощущение, но почему бы и нет: каждый имеет право на свой серый список). Помочь им — хорошо. Но не обязательно. Какой же это долг — помогать плохим людям? И разве отбивать желание жить — менее тяжкое прегрешение, чем мешать жить непосредственно, как мешают нам обычные гады?

Заметим, что приговор «смотреть на тебя тошно» — мало соотносится с конкретной ресурсной недостачей, например, инвалидностью. Можно быть очень жизнеутверждающим инвалидом. Тем более — лузером. Тут главное, смотря каким, но может быть лузерство блестящее, лузерство осмысленное, лузерство даже элитарное. Может-может.

Скорее тут что-то внутреннее. Некий выбор в пользу анти-эстетики своего пребывания на земле.

Залечить невроз психозом

Можно ли сказать, что невротик, уверенный в своей адекватности, тем более в своей крутизне — это уже шаг к психотику? А ведь практически все невротики считают себя очень даже… Давний вопрос, что полезнее для души: переживать по поводу того, что дважды два равно четырем (но все-таки знать арифметику!), или твердо знать, что дважды два равно 6, а в лунную ночь 3,14 — и особо не мучиться.

Типы человеков: без души, без духа, кто-то еще

У шибких материалистов и прочих прагматиков видятся проблемы с душой: «душевными тонкостями», «душевными глубинами» и т. п. Они и не жалуются на жизнь, так сказать, онтологически. У них тот орган отрезан, или не было его — который болит, и когда мы ни фига не знаем, что именно, но что-то ноет, разводим руками: мол, душа болит. В пределе — у оных товарищей нет души. Ну того самого, точнее, символом чего является употребление слова «душа» (не будем сейчас вдаваться).

У идеалистов видятся проблемы — как бы то сказать? — с силой духа. Населили мир своими «воображаемыми друзьями» и радуются. Сам-то по себе мир плохой, злой, бяка. А с «воображаемыми друзьями» как-то можно. Ангел к тебе прилетит, утешит.

Т. е. я бы отнес себя к неким третьим. Немного колеблясь в плане того, как такие называются.

Наркомания как «согласие на ничью»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Как разграбили СССР. Пир мародеров
Как разграбили СССР. Пир мародеров

НОВАЯ книга от автора бестселлера «1991: измена Родине». Продолжение расследования величайшего преступления XX века — убийства СССР. Вся правда о разграблении Сверхдержавы, пире мародеров и диктатуре иуд. Исповедь главных действующих лиц «Великой Геополитической Катастрофы» — руководителей Верховного Совета и правительства, КГБ, МВД и Генпрокуратуры, генералов и академиков, олигархов, медиамагнатов и народных артистов, — которые не просто каются, сокрушаются или злорадствуют, но и отвечают на самые острые вопросы новейшей истории.Сколько стоил американцам Гайдар, зачем силовики готовили Басаева, куда дел деньги Мавроди? Кто в Кремле предавал наши войска во время Чеченской войны и почему в Администрации президента процветал гомосексуализм? Что за кукловоды скрывались за кулисами ельцинского режима, дергая за тайные нити, кто был главным заказчиком «шоковой терапии» и демографической войны против нашего народа? И существовал ли, как утверждает руководитель нелегальной разведки КГБ СССР, интервью которого открывает эту книгу, сверхсекретный договор Кремля с Вашингтоном, обрекавший Россию на растерзание, разграбление и верную гибель?

Лев Сирин

Публицистика / Документальное
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное