В самый разгар контрреволюции Троцкий ожесточенно боролся против Сталина, обвиняя его в том, что он представляет бюрократическую касту и своей политикой ставит под угрозу «пролетарские основы государства»: бюрократия слишком много потребляла и тормозила, таким образом, экономическое развитие, она противилась рабочей демократии и «деформировала», таким образом, планирование. В международном плане, пойдя на союзы с буржуазными государствами, она ослабляла СССР. До последнего дыхания бывший руководитель Красной Армии постоянно твердил, в оправдание своей политики политической революции и защиты СССР, о необходимости сохранить «пролетарские основы государства».
К сожалению, эти «пролетарские основы» не были ни пролетарскими, ни основами.
Государство (и это базовое положение марксизма) не является обществом. Однако, государство имеет свои корни в обществе, и всякое общество, в котором существует государство, является классовым обществом. Классы, в свою очередь, зиждутся на разделении труда, следствии развития техники и, через ее посредство, господства человека над природой. Следовательно, считать, что юридические категории и категории политической экономии составляют основу государства, значит оказаться в лагере исторического идеализма. Эта критика вытекает из элементарного марксизма. Элементарного настолько, что обыкновенный профессор права на факультете права и экономических наук университета г. Бордо, господин М. Ж. Лажюжи, может позволить себе утереть нос Троцкому в области общественного анализа. В своем сборнике «Что я знаю?», посвященном изучению «экономических систем», он начинает свое изложение на тему «коллективистской экономики», реализацию которой он видит в России, следующими словами: «Коллективистская экономика сохраняет технические характеристики капиталистической системы. Она отличается от нее только с точки зрения юридической и психологической».
Разделяя буржуазные иллюзии своих ученых коллег насчет социалистического характера современной России, г-ну Лажюжи принадлежит, по меньшей мере, заслуга в умении различать разные уровни анализа, забывая, однако, о главном, «экономическом» уровне, и мы охотно предоставляем ему право воображать, что право и психология в брежневской России совершенно иные, чем в «западных» странах. Для нас здесь важно то, что профессор начал с техники. Несмотря на все возможные оговорки в отношении этого термина, примем его, подвергнув необходимой трансформации. Вместо техники (слово, которое обозначает различные способы, используемые человеком в его борьбе с природой, а не фактическое и в определенных пропорциях применение этих способов) мы напишем: производительные силы.
Если бы нам теперь было необходимо дать материалистическое определение «основ СССР», мы бы не написали необдуманно во втором столбце, посвященном вопросам права: «национализация земли, крупной промышленности, монополия внешней торговли». Мы сохранили бы полное спокойствие по отношению ко всем политическим иллюзиям и столбец, посвященный производительным силам, начали бы словами: современная развивающаяся промышленность, осуществляющая серийное производство и использующая ассоциированный труд на предприятиях продающих и покупающих товары. Если бы мы добавили при этом: обработка земли, осуществляемая, частично, государственными предприятиями, а по большей части предприятиями кооперативными, которые продают свою продукцию государству и в которых индивидуальный производитель имеет личный земельный надел в своем неограниченном пользовании, мы правильно бы определили «основы» русского государства. Это дало бы нам картину постоянно растущего пролетариата и неизбежного исхода населения из сельской местности. И если бы мы не знали к какой исторической категории отнести понятие «государственная собственность», мы должны были бы проанализировать политику правящей партии: борьба за мировую революцию или борьба за развитие национальной экономики? Ответ на этот вопрос позволил бы нам прийти к окончательному выводу: политическая власть пролетариата в развивающейся капиталистической стране или политическая власть накопителей капитала.
Однако Троцкий действует иначе. Что ему кажется определяющим в России - это комплекс юридических и политико-экономических мер, которые составляют «пролетарский фундамент государства»: пока не осуществляется возврат к частной собственности на основные средства производства, пока осуществляется планирование, невозможен, полагал Троцкий, «возврат» к капитализму.