Критикон

– О, это могучий государь, – отвечал Протей, – власть его простирается на весь земной круг, но именно здесь, у истоков мира, у этого первого входа в жизнь, лежит его столица. Это великий король, поистине император, ибо короли ходят у него в вассалах и мало сыщется людей, не платящих ему дань. Королевство его процветает – тут не только награждаются ратные подвиги и поощряется ученость, но ежели кто пожелает постигнуть самую суть политичного обхождения, его приемы и искусстве, пусть побывает при нашем дворе. Там ему укажут кратчайший путь к богатству и почету в мире, откроют искусство привлекать сердца и приобретать друзей, а главное, научат показывать видимость, ибо сие – наиважнейшее из искусств.

У Андренио глаза разгорелись и ноги разогнались – так ему захотелось туда. Он уже не мог дождаться часа, когда окажется при столь политичном дворе. Благодаря за гостеприимство, он влез в карету и потянул Критило за руку, чтобы и тот сел. Но у Критило ноги словно налились свинцом, если не золотом; не спеша он еще раз осведомился об имени государя – мол, ежели его могущество столь велико, то имя, разумеется, должно быть знаменито. – Имен у него много, – отвечал министр, меняя облик при каждом слове. – Много имен и много прозвищ, и хотя в каждом краю и при каждом деянии его называют по-иному, настоящее имя, самое доподлинное, мало кому известно, очень немногим удается владыку сего увидеть и того менее – узнать. Государь мой весьма славен, он не из тех, которых по дюжине на провинцию. Показываться на людях не любит и кого попало к себе не допускает – за недоступность и скрытность его больше всего и почитают. Лишь немногим, да и то на склоне лет, удается его узреть, и это великая удача; другим она не выпадает за всю жизнь.

Тем временем карета съехала с прямого пути на другой, извилистый путаный. Критило, заметив это, стал браниться, но вернуться назад, выпутаться, было уже нелегко, а их спутник принялся уверять, что это и есть кратчайший путь к благоденствию, – пусть, мол, едут с ним, он обещает привести их к славе, да кстати, все прочие путники тоже сворачивают сюда.

– Это не лучшая рекомендация, – сказал Критило. – Напротив, дорога по которой идет большинство, сомнительна.

И он шепнул Андренио, чтобы тот был начеку и остерегался сугубо. Вот подъехали они к большому фонтану для утоления великой жажды, фонтану славному и для всех усталых путников желанному, знаменитому искусным устройством – на зависть Хуанело [83], – и неиссякающими запасами жидкого хрусталя. Фонтан находился посреди обширной равнины, но и там еле умещались тысячные толпы, стремившиеся утолить жажду и облегчить усталость. Столько жаждущих странников теснилось вокруг, что, казалось, весь мир собрался сюда – лишь немногие из смертных отсутствовали. Вода била из семи трубок [84] и очень обильно, но трубки были не золотые, а железные, что Критило сразу приметил. Еще бросилось ему в глаза, что трубки держали в пастях не грифы и львы, но змеи и псы. Бассейна для стока вод не было, от обильно расточаемых струи не оставалось ни капли, и все, кто ту воду отведывал, уверяли, что более сладкой отродясь не пивали. Глоток, и еще глоток, и еще, усталость берет свое, люди не могут напиться вдоволь, разохотившись на эту сладость. Для тех же, кому почет – а они всегда наперечет, – были там золотые чаши, которые подносила с приятными ужимками юная нимфа, вавилонская трактирщица, инда вода в чашах плясала. Андренио, томимый жаждой и ободренный радушным приемом, бросился, не долго думая, к воде. Но не успел он сделать глоток, как Критило его остановил.

– Стой, погоди! Сперва проверь – вода ли это.

– А что же это может быть? – спросил Андренио.

– А хоть бы и отрава, здесь надобно всего опасаться.

– Но я вижу, это вода, чистая-пречистая, прямо сверкает.

– Это-то хуже всего, – молвил Критило, – теперь нельзя доверять даже чистой воде; пусть она чиста и прозрачна, а все ж искажает облик вещей, представляя их большими, чем они есть, а иногда более высокими, другие же прячет в своих глубинах; она то журчит, то злобно ворчит, под стать царедворцу.

– Разреши хоть пригубить, – взмолился Андренио, – умираю от жажды.

– Не делай этого – пригубишь, себя погубишь.

– И даже глаза нельзя смочить, чтобы смыть слепящую пыль и липкий пот?

– Да, и это нельзя. Верь мне и всегда полагайся на мою опытность – чужой урок пойдет тебе впрок. Примечай, что сделает вода с теми, кто сейчас подходит. Хорошенько вглядись в них перед тем, как напьются, и снова присмотрись после того.