Критская Телица

— Капитан, зачем это нужно? Какое нам дело до афинян? Двинемся на запад, к островку, в убежище! Люди изнемогают...

— Понимаю...

Весла продолжали двигаться равномерно. Все гребцы мысленно соглашались с Орозием, но все они успели хорошо изучить своего командира.

И каждый напряженно дожидался ответа. Если Орозий осмелился оспоривать приказ этруска — отлично. Гнев Расенны падет на его голову... А возможно, капитан простит новоиспеченному келевсту вопиющую дерзость... А вдруг — чем гарпии не шутят? — и согласится?

Последнее, разумеется, устроило бы каждого на борту миопароны.

— Вам до них нет ни малейшего дела, признаю. — Расенна прищурился. — По правде говоря, мне тоже...

Орозий вздохнул с невыразимым облегчением.

— ... Но я дал слово человеку, избавившему всех нас от верной погибели. Коль скоро нынче обману его — завтра обману вас...

Орозий приоткрыл было рот, намереваясь возразить.

— А искать себе иного капитана, — печально ухмыльнулся этруск, — не советую. Пропадете... Только Расенна может обеспечить вам относительно беспечную жизнь и сохранность шкур. Сами знаете...

Келевст безмолвствовал.

— А посему, — продолжил архипират уже с некоторой угрозой в голосе, — продолжай командовать! Я что-то не слышу счета вслух!

— Раз... Два... Три... — уныло затянул разочарованный Орозий.

Глава четырнадцатая. И последняя

Критским стрелком уязвленный, орел не остался без мести...

Аполлонид. Перевод Д. Дашкова

— Кыш! — во все горло заорал Эпей, наблюдая, как огромная птица близится, устрашающе клекоча и нацеливаясь клювом — Кыш, подлый!

Мастер перепугался, и не зря.

Голодный, сердитый орел явно возмутился присутствием чужака — ни птицы, ни человека, — непонятного создания. И вознамерился прогнать его прочь из исконных своих владений, откуда часто и успешно шугал более мелких и слабых пернатых собратьев.

Орла несколько сдерживала только естественная опаска — уж больно, по его птичьим меркам, был велик неведомый летун.

Эпей отлично сознавал, что полностью беззащитен.

Малейшая попытка высвободить руку либо ногу привела бы к немедленной потере равновесия и гибельному падению — то ли на сушу, то ли в море, не играло ни малейшей роли: шлепнуться в волны с высоты нескольких сот локтей значило разбиться в лепешку.

— Пшел вон! — прошипел Эпей, косясь на птицу и плавно ускользая влево по нисходящей дуге. Закладывать крутые виражи умелец не решался, ибо едва-едва успел приноровиться к треугольному крылу и почувствовать относительную уверенность в собственных силах.

Заниматься воздушной акробатикой навряд ли стоило...

И вниз уходить не рекомендовалось, но эллин весьма некстати позабыл о манере воздушных хищников бросаться на добычу сверху.

Береговая черта осталась позади. Под Эпеем простерлась Кидонская гавань, усеянная множеством судов, ярко, ослепительно блистающая в лучах утреннего солнца. Подъемная сила крыла заметно уменьшилась, ибо стремившиеся ввысь потоки воздуха ослабли. Земля прогревалась гораздо быстрее воды...

Орел описал близ непонятного существа несколько широких кругов и мастер тревожно подумал, что являет собою, по сути, неподвижную цель. И ежели не в меру любознательному ягнятнику взбредет в маленькую немудрую голову спикировать...

Именно к этому орел и готовился.

Он, по-видимому, рассудил за благо не бросаться на противника, летя вровень, вытягивая вперед кривые когти и долбя могучим клювом, как не преминул бы сделать, повстречавшись с неприятелем собственных или меньших размеров.

Решительно взмахнув крыльями, орел начал набирать высоту, готовясь обрушиться и поразить предерзостного соперника...

Именно в эту минуту этруск выпустил заряд греческого огня и превратил первую пентеконтеру в исполинский факел. Столб дыма, видный издалека, вознесся над хлябями и стал расплываться тяжелой, угольно-черной тучей.

Внимание орла немного отвлеклось. Он замешкался.

И Эпей вновь ускользнул, правя полет все мористее, понимая, что Расенна завязал битву и сдерживает преследователей. С одной стороны, это было великолепно, с другой же — предстояло совершить огромный крюк по воздуху, огибая непроницаемую завесу дыма. Лететь сквозь нее решился бы лишь безумец.

Ягнятник, явно заинтересованный дотоле невиданными явлениями, воспарил еще выше и начал виться в поднебесье, озирая дивные дела, творившиеся на суше и на море.

Эпей продолжал упорно мчаться вперед. Поддавайся страху, не поддавайся — все едино, поделать ничего нельзя, рассудил эллин.

«Буду просто лететь, как ни в чем не бывало, — решил мастер. — Просто лететь, добираться до открытого моря... Если орел не доберется до меня...»

Он разглядел погибель второй пентеконтеры, ибо с трехсот локтей овидь распахивалась неизмеримо шире обычного. Различил новый огненный смерч, увидел, что дымная туча набирает густоту и ползет еще быстрее.

Два корабля — маленькие продолговатые щепки — вильнули в стороны, а третий замер неподвижно, в семивосьми плетрах от клубящейся завесы.