Критский бык

Итак, я избавилась от лишней головной боли и стала ждать, что из этого получится. На какое-то время старые и новые друзья от меня отвязались, поспешили приводить в порядок наследственные дела и оставили больную женщину в покое, лишь закупили роскошный тур на Гран-Канары и поручили самой проставить дату вылета совместно с турфирмой. Врачебная консультация гласила, что я могу менять климат лишь в тот момент, когда мерзкий кашель отвяжется тоже.

Как-то между делом мне довелось перемолвиться с другом Пашей, он как раз привозил специального доктора на предмет моего дыхания. Эскулап вынес вердикт и вскоре удалился, оставив Пашу для утешения больной. Слабым голосом, поскольку другого пока не было, я поведала Паше о сновидениях на острове Крит. Мол, померещилось мне, что покойному Косте хотел явиться один известный персонаж, обременённый чужими сокровищами, по фамилии Быстровский, но полной уверенности у меня нет, хотя слова я запомнила. Держатель сокровищ удаляется в неизвестность до какого-то следующего раза. Может быть, Паше виднее, как разгадать дневные грёзы, а мне неинтересно. Равно как и знание, кто и зачем нанял киллеров для Кости Рыбалова. Меня этим заниматься не просили, не правда ли?

Как всегда, друг Паша одобрил мои поступки и их мотивацию. Это становилось скучным, и я спросила напрямик, «какие розы нам заготовил Гименей?», а главное, «на много ль дней»? Бессовестно и привычно обобрав А.С.Пушкина. То есть, не пора ли подумать о разводе, я согласна на все условия и любые финансовые уступки. Берите, что хотите, даже наследство Гончарика, только верните мне свободу! Паша остался верен себе, вновь одобрил моё стремление к свободе, но ничего не пообещал, пока обстоятельства не позволят, за что просил прощения. И какой мне, скажите на милость, прок от его извинений? Но пришлось смириться. До поры до времени…

А вот бедный бывший друг Валя смирения не проявил. Это когда до него дошли неполные сведения о феерических коловращениях наследства деда Гончарика. Он специально прискакал на дом выразить неодобрение, и лик его был ужасен.

– Кто бы мог подумать, до каких пределов простирается бескорыстие этой крошки? – вещал Валечка, потрясая очередными «аргусовскими» счетами. – Мы почти разорены, аренду платить не в состоянии, а она тем моментом обладает взором Медузы-Горгоны. Всё, на что ни взглянет, становится её собственностью! Мельком осмотрела деда и привет! Он тут же помре, а наследство она прикарманила. Как бы со мною такого не вышло! Может, к лучшему, что я успел разделить счета, не то бы пустила меня по миру, и заплакала крокодильскими слезами! Правда, я не в курсе, может «Аргус» отныне не мой, и квартира к ней перешла. Сознайся, прелестная крошка!

Вместо объяснений и оправданий я пообещала Валечке, что в следующий раз я подумаю, прежде чем вступать с ним в финансовые отношения.

– Нет, только не это! – возопил Валька. – Если ты ещё и думать станешь, то мирозданию придёт конец! Окажи божескую милость, оставь меня вне твоих размышлений, за это проси чего хочешь!

И я попросила. Накануне меня одолела безумная Татьяна, она пыталась рваться через дверь и требовала своё имущество, а я не открыла. Зато на месте воспользовалась Валькиным обещанием и вежливо попросила его найти девицу у Владки Ким и срочно отправить домой, иначе она меня расстроит до такой степени, что я перевезу гадко присвоенное имущество (тут Валька прав, факт имел место) в контору «Аргуса», пускай девушка ходит к нему. Валентин поскрежетал зубами, но взял телефон Владлены, хотя заявил, что это наше последнее предприятие. Пусть черти раздерут его душу раскалёнными крючьями, если хоть единожды он шевельнет пальцем совместно со мной! Вот и всё.

А о том, как я съездила отдохнуть от трудов на остров Тенерифе, и что с нами произошло следующей холодной зимой, обо всём этом как-нибудь в другой раз…

Конец третьей истории из жизни Екатерины Малышевой