Крючок для пираньи

— Ну, попытка — не пытка. — Он помолчал, глядя в море. — Кстати, дай консультацию, как человек, с пеленок связанный с водой… Где ты спрятал бы труп на таком пароходике?

— О нас с тобой беспокоишься?

— Я серьезно, — сказал Кацуба.

— Дай подумать, — столь же серьезно ответил Мазур. — Проще всего, конечно, за борт…

— Я сказал, спрятать. Сейчас белый день, по кораблю шатается множество посторонних людей, всегда есть риск, что какой-то случайный зевака углядит.

— Самое надежное — кинуть в топку, — сказал Мазур. — И посторонний человек не заглянет, и сгорит быстренько. Но это подходило для старых пароходов, где шуровали вручную уголек. Мы с тобой — на дизель-электроходе, тут совсем иной принцип… Подожди, — он задумался всерьез. — Все зависит от того, сколько человек впутано и кто они такие. Если есть свои люди в команде, среди механиков, можно попросту затолкать тело в один из укромных уголков, на таком судне их предостаточно, пролежит, пока не начнет пахнуть… Ниши магистралей, резервуары с горючим, на худой конец, клетушки, где толковый боцман держит всякую полезную всячину и запирает на замок… Если же людей среди команды нет… Пустые каюты или шлюпки на шлюпочной палубе. А ночью можно исхитриться, выкинуть в воду… Тебе какой вариант предпочтительнее?

— Если бы я знал… — признался Кацуба. — Логичнее рассудить, второй. Сообщники среди обслуги, а не команды — команду так быстро не профильтруешь своими людьми, да и необходимости нет в принципе…

— Тогда — каюты или шлюпочная палуба. Ты что, намерен искать трупы?

— Я, конечно, оптимист, — сказал Кацуба. — Но опасаюсь, что трупы будут. Одного из штатовцев уже приложили, значит, есть тенденция. И потом… А, ладно, что нам-то играть в прятки… Видишь ли, меня начинает помаленьку тревожить то, что Пашка нас до сих пор не нашел. В его задачу не входило пьянствовать беспробудно или затворяться с девочкой в каюте. Совсем даже наоборот. Он никак не должен был прозевать наше торжественное прибытие на борт. Непременно вышел бы на контакт или хотя бы показался на глаза. Но его нигде не видно… А я в последнее время все чаще вспоминаю гениальную фразу Атоса: «Д’Артаньян, я допускаю в с ё…»

— А мотив? — спросил Мазур. — Не могли же его… просто так? Я пока что не вижу мотива.

— Я тоже. Но чертовски мне не нравятся скользкие типы с пистолетом под полой, в особенности если они заправляют балом в отрезанных от цивилизации местах вроде «Достоевского»…

— Тогда давай тряхнем всех, кто мог ему устроить каюту.

— Боюсь, многовато найдется этих самых «всех».

— Ну, пойдем к Дарье, — сказал Мазур. — Я о себе высокого мнения, и о тебе тоже, но особых свершений не дождаться, если будем и дальше держаться шерифами-одиночками. Не та ситуация. А Дашка как-никак — представитель власти, с ней наверняка кто-то есть в сопровождении…

— Давай это оставим на потом, — с бледной улыбкой сказал Кацуба. — Когда окончательно станет ясно, что сами не справимся. Ей ведь придется многое откровенно выкладывать. У меня сейчас другая задача — как устроить, чтобы оказаться на виду, чтобы нас нельзя было придушить незаметненько…

Глава двадцать восьмая …Где много диких обезьян

«Секьюрити» от них никак не хотел отлипнуть — когда переоделись в свое, чуточку мятое и коробящееся после не особенно усердной глажки, и вышли в коридор, он был тут как тут. Вновь затопотал сзади, время от времени дружелюбно скалясь им, когда оборачивались, — не исключено, провоцировал на легкий скандальчик. Как ни крути, а капитан остается здесь царем, богом и воинским начальником, имеет совершенно законное право изолировать любого буяна до конца рейса, что Мазур кратко и напомнил Кацубе, когда тот начал поглядывать на соглядатая очень уж мечтательно.

Сначала они остановили холуя в белом пиджаке и при бабочке, деловито тащившего в чью-то каюту поднос, щедро уставленный бутылками. Как и рассчитывали, в лицо он их не знал, а некой расхристанности иностранных фланеров вряд ли стал бы удивляться. Вальяжно, глядя поверх головы и небрежно цедя слова в лучшей манере скучающих плейбоев, поинтересовались диспозицией всех здешних увеселительных мест.

Выбрали небольшой бар, зашли с небрежным видом завсегдатаев. Народу было немного, и все, кто здесь сидел, на первый взгляд показались иностранцами — никто не гасил окурков в салате, не приставал к чужим девочкам и не устилал стойку купюрами, а музыка играла тихо, создавая уютный фон.

Когда подошли к стойке, Мазур с ходу обратил внимание, что респектабельный бармен в белейшей рубашке с красной в белый горошек бабочке уставился на что-то за их спинами. Присев на высокий табурет, повернул слегка голову — точно, в дверях маячил хвост.

Кацуба не без некоторого форса выложил на стойку сотенную, которая после купания в морской воде и сушки несколько потеряла светский облик, но законным платежным средством безусловно оставалась. Задумчиво протянул, созерцая разнокалиберные бутылки:

— Чего бы я для начала выпил…