Крючок для пираньи

— Дарья Андреевна, знаешь ли, — замначальника шантарского уголовного розыска, — сказал Кацуба, обеими пятернями скребя растрепанную жиденькую бородку. — А вот так сразу ни за что и не подумаешь…

Рыжая смотрела на него дружелюбно и, можно выразиться, благостно. Мазур поклонился ей, украдкой застегнул пуговицу на джинсах и сел.

— Значит, мы договорились? — спросила рыжая спокойно.

— Ага, — сказал Кацуба. — Мы люди законопослушные и с органами всегда готовы сотрудничать, ежели возникает производственная необходимость… Вас на море не укачивает?

— Не знаю, честно говоря, — ответила она невозмутимо. — Так уж вышло, что на море не приходилось бывать, ни на теплом, ни на холодном…

— Ничего, — утешил Кацуба. — Адмирала Нельсона, по слухам, вовсю укачивало. Тазик ему возле грот-мачты ставили. А может, возле бизань-мачты — история о сем умалчивает. В крайнем случае, можно и за борт травить…

— Учту. — Она поднялась, кивнула обоим: — Значит, вы мне будете звонить… Всего наилучшего, не смею задерживать. Там в буфете пива, кстати, сколько угодно…

У Мазура осталось впечатление, что безобидный вроде бы обмен вежливыми репликами был не лишен подтекста. Едва рыжая незнакомка удалилась, он вопросительно уставился на Кацубу, а тот проворно встал, сунул в кроссовки босые ноги:

— Вова, пойдем-ка пивком затаримся, пока клапана не сгорели…

Однако, оказавшись в коридоре, он свернул не к буфету, а в противоположную сторону — к торцу коридора, к высоченному окну, располагавшемуся на приличном отдалении от их номеров. Несколько квадратиков в массивной темной раме зияли пустотой, и в них с улицы прорывался холодный ветерок.

— Интересные дела, — тихонько сказал Кацуба, пуская дым в ближайшую дырочку. — Только нам Рыжей Дашки и не хватало…

— Она что, я так понял, набивается на судно?

— Совершенно недвусмысленно, — кивнул Кацуба. — Заявилась поутру, как та Афродита из пены морской. Это, геноссе Вова, была столь потрясающая немая сцена…

— Ты что, из ванны голяком выходил?

— Если бы… — фыркнул Кацуба. — Юмор и сюрреализм в том, дружище Микушевич, что мы с ней друг друга прекрасно знаем по Шантарску. Лучше некуда. Я имею в виду, отлично знаем, кто где пашет. Дашка, конечно, твердый профессионал, уважаю, но в первый миг, когда она узрела «доцента Проценко», личико у нее было достойно кисти живописца…

— А ты?

— А что — я? Я ей общеупотребительными жестами дал понять, что при нашей беседе будут присутствовать посторонние слушатели. Поняла, конечно, с маху. И как ни в чем не бывало стала домогаться от питерского гостя, чтобы мы ее взяли в рейс. По служебной необходимости. Пришлось согласиться. А что еще прикажешь делать мирному иногороднему ученому, отнюдь не расположенному ссориться с местными органами правопорядка?

— Значит, они тоже интересуются…

— Ценное наблюдение, — сказал Кацуба. — И сдается мне, абсолютно точное. Что-то есть в этой истории, интересное для них, эта кошка по пустякам не работает.

— Может, они нас и слушают?

— Это вряд ли, как выражался классик, — сказал Кацуба. — Она понятия не имела, что я — это я, ручаться можно. Зачем же им с ходу заниматься мирной экспедицией? Хотя в данной ситуации все возможно. Самое пакостное положение — начало операции, когда ничего толком не ясно… Ладно, пошли-ка, в рамках нашей нехитрой легенды, пивком затариваться.

…Вскоре приехал Гоша Котельников. Предстояла небольшая экскурсия для столичных гостей, каковые дисциплинированно и собрались в полном составе. Шишкодремов привел с собой Сережу Пруткова, уже малость отпоенного с утра пивком, а потому еще более вертлявого, чем в трезвом состоянии, зато лишившегося под влиянием спиртного и подозрительности, и боевого настроя. Он был тихонький, благостный, мотался на сиденье уазика, как кукла, бессмысленно ухмылялся и даже проявил некоторый визуальный интерес к Светиным ножкам, скрещенным у него под носом. Судя по нескольким гримасам, он лихорадочно пытался вспомнить, как ухаживают за женщинами, но так и не вспомнил, похоже. Что до Светы, она держалась с Мазуром так, что всякому постороннему наблюдателю должно было стать ясно, какие отношения связывают эту парочку.

Сначала поехали к морю — оно, как и водится, простиралось серое, морщинистое, холодное даже на вид.

— Безумству храбрых поем мы песню, — прокомментировала Света, закинув ноги на Мазурову коленку. — Как подумаю, Вовка, что тебе туда лезть придется… Ихтиандр бы с тоски повесился.

— Я бы его не осудил… — проворчал Мазур.

Сережа Прутков, украдкой, как ему казалось, созерцавший Светины ножки, открытые съехавшей юбкой на всю длину, решился наконец, явно отыскав в памяти нечто подходящее к случаю:

— Света, и как вас только муж отпустил в такую глушь…

— А у меня мужа нет, — безмятежно ответила она. — Одни любовники. Грустно, правда? Хорошо хоть, трахают на совесть…

Шишкодремов гнусно заржал, как и полагалось его персонажу из комедии масок. Зато Сережа покраснел под бороденкой и на время замолк.

Они ехали вдоль берега еще с километр, потом Гоша остановил машину:

— Достопримечательность номер один.