Крючок для пираньи

Зеленоватая мгла и полное безмолвие. В трюм заглянул пучеглазый морской окунь, с таким видом, словно бывал здесь не единожды, но Мазур махнул ластом, и визитер мгновенно исчез за пределом видимости.

Вдалеке показалось белое пятнышко, и Мазур принялся не спеша сматывать трос. Пятнышко обернулось колышущимся лучом, подплыл напарник. Покачал головой. Достал нож и нацарапал на темном стальном листе хорошо различимые буквы:

ВООБЩЕ НИ ХРЕНА.

Мазур вынул свой нож, нацарапал: НОС.

* * *

…Они повторили ту же операцию в носовой части — на сей раз потратив вполовину меньше времени, потому что меньше был и объем трюма. Ничего. Пусто. Мазур связал за горлышки большие пластиковые бутылки с пробами воды, прицепил это ожерелье к поясу, подал сигнал.

Всплывали со всеми предосторожностями, как полагалось — не обгоняя пузырьки выдыхаемого воздуха, время от времени глядя на секундные стрелки часов.

Неуловимый миг, когда перед глазами словно распахивается неощутимый занавес, отделяющий воду от воздуха, — и Мазур вынырнул метрах в трех от шлюпки. Перевалился через борт, стащил баллоны, отвязал бутылки. Задрал голову.

Над бортом свесились встречающие. Света, как и полагалось дельной журналистке, нацелилась на него видеокамерой. Мазур стянул шлем, похлопал по плечу Васю, избавлявшегося от своих баллонов и груза, кивнул матросу. Тот в три гребка подогнал шлюпку к борту. Мазур полез вверх по штормтрапу, не испытывая никаких особенных чувств, поскольку совершенно не представлял, что нужно ему испытывать — разочарование или облегчение. Полагается вроде бы облегчение — нет там никаких контейнеров, никакой отравы… Но ведь все сложнее?

— Ну? — спросил Кацуба.

— Пустышка, — сказал Мазур. — Заброшенная консервная банка. Нет там никаких контейнеров, вообще ничего нет. А это полностью подтверждает первоначальную версию, согласно которой «Комсомолец» разгрузился в Тиксоне перед тем, как нагрянул «Шеер»…

— Ну и лады, — сказал Кацуба. — Чайку попей и будем отписываться.

— А труп вы не искали? — спросила Даша.

— Осматривали дно вокруг обеих половинок, — сказал Мазур. — Там ничего подобного нет.

— Вы хорошо искали?

— Послушайте… — сказал Мазур. — Там, внизу, видно не дальше, чем на пять метров. Искать пришлось бы практически вслепую, а территория поиска — огромная. Можно, конечно, разбить дно на квадраты, опустить туда фонари и с недельку обшаривать дно. Но и тогда не ручаюсь за результат. Хотя бы потому, что его могло вынести на поверхность, и труп уплыл неизвестно куда по воле волн… Искать в море одиночного покойника — предприятие безнадежное. С удовольствием бы помог, но вот помочь-то и нечем…

И вообще непонятно, почему этим делом занимаетесь вы, очаровательная, — добавил он мысленно. — Гибелью военнослужащего при подобных условиях должна заниматься военная прокуратура, ее дознаватели либо те же пограничники… На кой черт этот аквалангист уголовному-то розыску сдался?

Он принялся стаскивать комбинезон, слегка постукивая зубами — холод давал о себе знать. Старпом, вряд ли случайно оказавшийся рядом, когда все остальные отошли, тихонько сообщил:

— На локаторе имели место странные отметки.

— Какого плана? — не глядя на него, спросил Мазур.

— Полное впечатление, что на приличном отдалении сшивалось некое быстроходное суденышко. Точно определить не удалось, но чересчур уж проворное для сейнера. Минут десять назад ушло.

— Не люблю неопределенности… — проворчал Мазур.

Глава десятая Провинциальные посиделки

Завтракали в ресторане — Кацуба настоял, заявив, что у них, если как следует подумать, маленький праздник. Во-первых, состоялось первое погружение, во-вторых, неведомый противник начал предпринимать активные мероприятия — а потому, согласно профессиональному цинизму, подобные события следует безусловно относить к праздникам. Дискутировать с ним не стали — частью из субординации, частью из того самого профессионального цинизма.

Кормили, в общем, лучше, чем можно было ожидать — явно сказывалось наличие некоторого числа иностранцев, перед коими на Руси принято пресмыкаться с тех пор, как на Руси завелась интеллигенция и втолковала народу сей нехитрый тезис, заразив собственным комплексом неполноценности.

Иностранцев, правда, оказалось не так уж много — зато Мазур сразу узрел ту американскую парочку, с которой произошло не так давно маленькое недоразумение. Оба старательно притворились, что знать не знают вошедших, и начали хлебать пивко не хуже исконно русских индивидуумов.

Неподалеку за столиком обнаружился и почтенный седовласый дедушка, побывавший понятым, когда Мазура столь шумно и старательно уличали в неприкрытой педофилии, сопряженной к тому же с насилием. Поначалу он сделал круглые глаза, а потом старательно избегал встречаться взглядом, недоумевая от всей души, почему столь растленный тип, украшенный выразительными царапинами, обретается на свободе.

— Этот, что ли, мухомор? — спросил Кацуба.

— Ага, — кивнул Мазур.