Кривая империя. Книга 3

Шло капиталистическое, буржуазное развитие государства по западным образцам, но, увы, с элементами военного коммунизма и из русского материала. Воровство пресечено не было. Даже поверхностное следствие главного мытаря Курбатова выявило страшные злоупотребления чиновников: в Ярославле украдено 40000 рублей; во Пскове — 90000 рублей водочных акцизов; от выяснения остальных цифр псковичи и ярославцы откупились взяткой в 20000. К тому же в губерниях были введены всякие местные налоги и повинности, которые шли прямиком в карман губернскому начальству. Собранные «федеральные» налоги тоже не всегда попадали в Москву, разворовывались, не отходя от кассы. Уже тогда в ход пошли сложные схемы, актуальные по сей день. Например, убогих, освобожденных от поборов, записывали в зажиточные, драли с них обычные три шкуры, забирали убогие деньги себе, а в Москву отправляли сбор, сделанный по правильной социальной разнарядке.

Был также сочинен сюжет под названием «Мертвые души». В липовую ревизскую сказку живые крепостные записывались мертвыми, значит, налогов для Питера с них не полагалось. В натуре «покойников» обирали. как и всех прочих, денежки заупокойные, естественно, оставляли себе. Так что, Павел Иванович и Николай Васильевич придумали ход намного безобидней. Куда им было до настоящих воров. Вот был бы прикол, если бы к Чичикову явились купленные им мертвые души. Причем, случиться это должно было по закону жанра — прямо в кабинете управляющего банком, где Чичиков пытался эти души заложить. И заголосили бы ожившие покойники: «Куды ж ты, батюшка, нас закладываешь?», — вот бы жулик оторопел...

Страна жила своей, привычной жизнью, и Петр не понимал, что в этой стране первично, а что — вторично. Не сумел он залатать прореху в структуре государства. Эта прореха — отсутствие опыта честной жизни, генетическое неприятие ответственности. В Европе первое ощущение новорожденного — это жжение в нежных тканях от плетей, отпущенных тридцати поколениям его предков за воровство. А наш младенец, не успев родиться, сразу начинает совершать пухленькими пальчиками забавные хватательные движения.

При такой наследственности первичным у государя должно быть не строительство корабликов и муштровка солдатиков, а строительство тюрем, судебных заведений, лагерей, спецзон для начальства. И тут же нужно было создавать тепличные условия для честных людей на всех уровнях власти. А потом прокручивать через это теплично-лагерное хозяйство все беспокойное население великой страны. И делать это много лет и поколений.

Но Петр, как почти все наши хозяева, был человек обычный, он хоть и произносил фразы стратегического звучания, но делал всё в пределах «этой жизни». Поэтому на нашей аморальной почве настоящего капитализма ему построить не удалось. Поэтому у нас до сих пор и сам капитализм считается аморальным.

Вместо опричной пирамиды Петр учредил «управительный Сенат». Это богоугодное заведение должно было придать европейский лоск новой России, но, не имея под собой прочного фундамента «римского права», стало рассадником коррупции, академией госслужбы по-русски. Сенат должен был «денег, как возможно собирать, понеже деньги суть артериею войны». Так что, если вы вообразили себе наших сенаторов в белых простынках и плетеных сандалиях на босу ногу за рассуждением о пользе поэзии Гомера для нравственности народа, то вы это бросьте. Наши сенаторы занялись привычным и полезным делом — наполнением казенной артерии народными выжимками и тихим внедрением в эту артерию своих сосущих хоботков. Естественно, что за 300 лет эта наука у нас отполировалась до мраморной гладкости римских изваяний. Короче, при Петре вместо имперской пирамиды самопроизвольно выросла пирамида воровская. Снова у русских было только две большие буквы «В» — «Война» и «Воровство». А остальные буквы — маленькие, как у всех прочих людей.

Чем глубже Петр вникал в мирное хозяйство, тем больнее била ему в голову очевидная истина: «Воруют!», «воруют все!», «воруют всё и отовсюду!».

Воровали бояре, воеводы, градоначальники, попы и весь благословенный корпус их замов, помов, дьячков и подьячих. Воровали обворованные крестьяне, монахи, мещане, рабы. В законе воровали воры, уличные и домовые тати, дорожные разбойники, организованные казачьи бандформирования. Сами у себя воровали хозяева страны — самые верные соратники царя-реформатора и царя-созидателя.

Меншиков, обласканный и усыпанный бриллиантами, неуемно тащил отовсюду, вывозил из завоеванных окраин телеги трофейного барахла (целый год после Полтавы не мог отправить из Польши свой обоз, всё добавлял), лопался от взяток за протекции, концессии, назначения. Уж как его Петр ни уговаривал, ни стыдил, как ни указывал на всемирно-историческую роль «светлейшего», ничего не помогало. «Николи б я того от вас не чаял...», — писал Петр «дитяти сердца своего», дорогому Данилычу, — «Зело прошу, чтоб вы такими малыми прибытки не потеряли своей славы и кредиту».

Петр пытался бороться с тайным злом открытыми, конституционными методами...