И казнь свершилась. Дарью вывели на Красную площадь, приковали к столбу, повесили на шею табличку «Мучительница и душегубица», продержали на позоре один час, заковали в кандалы, отвели в московский Ивановский монастырь, посадили в «нарочито сделанную» подземную тюрьму, где кормили монашеской пищей при свече. Свечу гасили после еды, следили, чтобы свет божий не проникал в узилище. Во время церковного служения зэчку выводили в специальное место у церкви, куда доносилось душеспасительное пение.
После 11 лет таких упражнений тело Дарью Николаевну уже не беспокоило, и наказание смягчили. Узницу перевели в наземный каменный каземат. В 1801 году после 33 лет отсидки роковая дама скончалась. Она не написала разъяснений и мемуаров, подобных сочинениям ее французского собрата маркиза де Сада, но память о Салтычихе и поныне жива в непонятливом нашем народе. Воистину сказано: «В СССР секса нет!».
На съезде разбирались и другие ужасы, так что до смягчения нравов и уставов дело не дошло.
Съезд угас, а самозванство возгорелось. Регулярно присылались сообщения о «выкрикнутых» в народе угрозах типа: «ужо придет Петр Федорович!». О них — ниже. Отметим только очаровательный «иностранный» сценарий 1768 года.
Восемнадцатилетний адъютант Опочнин разгласил, что на самом деле он не сын генерал-майора, а сын английского короля и Елизаветы Петровны. Король будто бы приезжал в Россию инкогнито, и незамужняя Елизавета никак не смогла ему противостоять. Приятно было в это верить, но Екатерина велела услать юного «королевича» на «линию», туда, где и ныне пересекаются пути оружия русского и оружия чеченского...
Екатерина не унималась в просветительском азарте. Она во всем стремилась быть реальным национальным лидером, пускаясь в самые тяжкие предприятия...
Вообразите себе модель поведения идеального вождя. Вождь, как известно, почти всегда должен находиться впереди стаи, на лихом коне, on the fire line, и т.д. В этом смысле предлагаю рассмотреть несколько дат и картин.
1904. Дальний Восток. Флагман 1-го Тихоокеанского флота эскадренный броненосец «Петропавловск» тонет с адмиралом С.О. Макаровым и живописцем В.В.Верещагиным, подорвавшись на японском минном поле и непосильной художественной задаче. Эй, а кто там еще на мостике поет песню о крейсере Варяге?
Ба! Да это ж полковник Романов, Николай Александрович, его сухопутное Императорское величество — царь всея Великия, Малыя, Белыя и прочия Руси. Чего он там гибнет, свет наш? — Как чего? — он нацию возглавляет в ее минуты роковые!..
1918. Южное Поволжье. Наш брат Историк (по совместительству атаман Всевеликого Войска Донского) Петр Николаевич Краснов душит красных у Царицына.
Главком душимых Троцкий обозревает войска на позициях Царицынской обороны и отдает указание командиру 10-й Красной армии товарищу Сталину гнать, держать, смотреть и видеть, а главное — ненавидеть белую сволочь, падаль рюриковскую и романовскую...
— ...И топить, топить их всенепгеменно! — добавляет из седла белой лошади лысый коротышка, прикрывший, впрочем, лысину несоразмерной буденновкой.
— Топить! — это товарищ Ленин самолично контролирует управление войсками, чтобы товарищей Троцкого и Сталина не занесло на их любимых поворотах — левом и правом, соответственно...
1941. Но заносит. Заносит матушку Москву такими большими снегами! И приходится теперь 28 героям-панфиловцам замерзать насмерть на Волоколамском шоссе имени маршала Нея и гетмана Жолкевского. Силы на исходе.
Но, чу! Что-то звякает позади, там, куда для нас ходу нет. Это ползет в сорокоградусном снегу какой-то абрек с тяжелым ящиком. А в ящике этом — тоже сорокоградусный состав, только не с минусом, а с плюсом!
Мы спасены, обогреты, ободрены, не чувствуем страха, опасности, не вяжем трусливого лыка и отбиваем-таки тевтонов от града светлого. Посмертных звезд не получаем, зато живы остаемся!
А кто же спас нас с градом и градусом? Да это ж товарищ Сталин! Друг Коба! Сосо Джугашвили! Услышал он сквозь вьюжное завывание грузинской песни «Сулико» доклад неповоротливых своих маршалов, что простые коммунисты страдают за Родину, и решил им помочь лично...
1957. Заклеймив за это грузина палачом и придурком, мы — весь наш комсомольский народ — вычеркиваем из паспортов позорную московскую прописку и дергаем на новые земли.
Там мы под панфиловской метелью роем крысиные норы, спим с нашими комсомолками в раздельных землянках, простыни натягиваем на крыши для утепления, под женщин стелим соломку — было бы где упасть. Мы молоды, нам весело, баян не смолкает.
А тут еще какой-то мужичок, — тоже лысый, но добродушный, — с завхозовской улыбочкой разносит по землянкам всё ту же русскую радость в зеленых бутылках с кукурузными пробками.
Это наш вождь и товарищ Никита Сергеевич Хрущев! Он только что отпахал на ДТ-54 две смены, передал по рации команду запускать Спутник, принял у девчат на ферме первый опорос, и теперь под звук баяна поет с нами веселую песню: «Як помру я, поховайтэ на Украйни милой...».