Кривич

— Все по плану, можно работать. Хороший яд, собаки уже подохли, даже не мявкнул никто.

— Держи вторую пайку, работай стойбище.

— Окей.

Перестрелять из арбалетов три десятка полусонных пастухов при отсутствии собак, дело плевое. На цель наводили тлеющие угли костров, но все же к стойбищу подошли уже, когда небо серело, а луна стала прозрачной. Казалось бы самое то! Остановились в ожидании Павла, разглядывая место, где предстояло поработать в поте лица.

Так как в племени проходил перегон скота на новые пастбища, аборигены, юрт практически не разворачивали. Стойбище представляло собой окружность, составленную из повозок поставленных задними бортами к передним. Все что можно было разглядеть издали, в сером мареве наступавшего утра, это то, что борта на повозках были высокими, сами повозки стояли на больших колесах и были крытыми.

Обозначился Павел, присел рядом с командиром, вздохнув, доложил:

— Задание исполнено, Петрович. Стойбище богатое, семьдесят три повозки насчитал. Возле каждой десятой, по два человека полусонной охраны, все-таки дело под утро. Я там два наряда снял. Пришлось, заподозрили неладное. Собаки у них, видети ли, куда-то задевались. Поэтому заходим слева, отсюда метров триста, я покажу.

— Веди Сусанин.

Насколько было возможно, передвигались, пригнувшись к земле, потом поползли. Пролезли внизу под повозками. Внутри лагеря находились стреноженные ездовые лошади, создающие незначительный, привычный для уха кочевника, шум. Лагерь спал. Выползая из-под повозкок, рассыпались парами прямо, вправо, влево. Лошади почуяв запах и присутствие чужаков, всхрапывали, кося глазами, скучковывались друг к другу.

Небо светлело на глазах. Еще недавно угадывающиеся силуэты караульных, сидевших привалившись к бортам на небольших платформах, закрепленных между собой, превращались в хорошо видимые мишени. Прохлада утра их явно бодрила, некоторые даже переговаривались друг с другом, кое-кто, привалившись к борту, укутав себя стеганым халатом, бессовестно спал, не ожидая ничего плохого от нового дня. Заржала лошадь на центральном пятачке. «Пора». Сашка тихо свистнул, уже не слишком переживая, услышит ли кто из посторонних. К бытовым шумам лагеря, прибавились посторонние звуки: шорохи, стон, шум упавшего тела, с правой стороны возня, попытка поднять тревогу, хрип. И снова тишина, только лошади подняли возню. Прислушался. Все тихо.

Чувство внутреннего дискомфорта глодало душу.

«Караул уничтожен, кочевье спит. Что делать дальше? — пристально осмотрел выстроенный кругом табор. — У меня такое впервые, работать в тесноте повозок еще не приходилось. Понаблюдать, что там внутри них, было не судьба. Совсем мозги не работают. Что тогда говорить о парнях? Закон диверсанта, гласящий, «Все непонятное, может нести угрозу и опасность. Найди причину, избежишь неприятность!», нарушен. Короче говоря — зайдя внутрь табора, сами себя загоняем в капкан. Начнется кипишь, из крытых повозок нас расстреляют из луков. Вопрос, что предпринять, чтобы избежать этого и расхренакать копченых?»

Приняв решение, подал команду:

— Распределиться по двое, идти посолонь, группой, через каждые четыре повозки, уничтожать всех. Если поднимется тревога, работать по противнику прямо из повозок. Все, поехали.