— С такими птицами, как вы, трудно иметь дело,— заметил я.— Вы делаете тайну из пустяка. Если я передам ваши слова полицейским, они рассмеются мне в лицо. И я буду смеяться вместе с ними.
— Тони редко смеется,— сказал Палермо со значением.
— На свете много людей, которые вообще никогда не смеются, мистер Палермо Вы это должны знать: вам еще придется встретиться с ними.
— Это уж мое дело.— Он пожал плечами.
— Я не нарушу своего обещания. Но если вас начнут одолевать сомнения, не пытайтесь отыграться на мне. В своей части города я достаточно сильный человек, и, если я буду иметь дело с Тони, вам придется хоронить его. Смотрите не прогадайте!
— Это хорошо! — Палермо засмеялся.— Слышишь, Тони, предстоят похороны. О’кей.
Он встал и указал мне на дверь красивой сильной рукой.
В вестибюле Белфонт-билдинга, в единственном работающем лифте, горел свет, а на стуле сидел все тот же старик. Я вошел в кабину и сказал: «Шестой».
Лифт стал подниматься и остановился на шестом этаже. Я собрался выходить, но старик окликнул меня.
— Жарко на улице? — уныло спросил он.
Я с изумлением уставился на него.
— У вас сегодня серый костюм,— заметил он.
— Ну и что?
— Он прекрасно выглядит. Но мне больше нравится тот, что был на вас вчера.
— Продолжайте,— заинтересовался я.
— Вы поднимались на восьмой этаж. Дважды. Второй раз пришли поздно. Спустились обратно с шестого этажа. Вскоре после этого появились ребята в голубом.
— Один из них сейчас наверху?
Старик покачал головой.
— Я им ничего не сказал. А теперь уже поздно. Они съедят, меня.
— За что?
— За то, что я вовремя не сказал им этого. Да черт с ними! Вы разговаривали со мной вежливо и учтиво. Дьявольски мало людей так обращаются со мной. Я знаю, что у вас нет ничего общего с убийством,
— Я плохо играл с вами,— признался я.— Неправильно играл.
Потом протянул ему свою карточку. Он достал очки в металлической оправе, водрузил их на нос и стал читать. Читал он медленно, шевеля губами, потом вернул ее мне.
— Лучше держите ее у себя. Я могу потерять. Думаю, у вас очень интересная жизнь.
— И да и нет. Как вас зовут?
— Грэнди. Только зовите меня Поп. Кто убил его?
— Не знаю,- Вы заметили кого-нибудь, не знакомого вам/ кто. поднимался туда?
— Я мало кого замечаю,— ответил старик.— Чисто случайно запомнил вас.
— Не поднимался ли туда, например, высокий, стройный мужчина лет тридцати пяти или высокая блондинка?
— Нет.
— А мог кто-нибудь попасть в контору без помощи лифта?
Он кивнул.
— Можно воспользоваться пожарной лестницей. Она выходит на аллею позади дома.
— Можете принять от меня пятидолларовую бумажку, не как взятку, а в знак уважения.
— Сынок, я могу использовать пять долларов не хуже, чем Эйб Линкольн использовал свои бакенбарды.
Я дал ему пятерку.
— Это мило с вашей стороны.— Старик сунул ее в карман.— Надеюсь, вы не считаете, что я выудил ее у вас.
Я вышел в коридор. Снова пошли фамилии:
Дверная ручка не поворачивалась. Я постучал, но не получил ответа. Постучал сильнее с тем же результатом. Тогда я вернулся к лифту. Кабина все еще стояла на шестом этаже. Поп Грэнди смотрел на меня так, словно видел меня впервые.
— Вы что-нибудь знаете о X. Р. Тигере?
Старик задумался.
— Крепко сложен, пожилой, в поношенной одежде, под ногтями грязь, как у меня. Сегодня я его не видел.
— Как вы думаете, управляющий разрешит осмотреть его контору?
— Я бы не советовал к нему обращаться: он слишком любопытен.
Старик медленно поднял голову и посмотрел вверх, Над его головой висело большое кольцо с отмычкой. Поп Грэнди вернул голову в прежнее положение, встал со стула и сказал:
— Сейчас я пойду к себе.
Он вышел из кабины, а я взял отмычку, вернулся к конторе Тигера, открыл дверь и вошел.
Передняя без окон. Два стула, курительный стол, -изъеденный бурой, на нем настольная лампа. Рядом, журнальный стол с грудой старых журналов. Свет падал сюда через Стеклянное окно над дверью. Я включил лампу и подошел к двери с надписью: «X. Р. Тигер. Личный кабинет». Дверь оказалась незапертой.
Я попал в большую квадратную комнату с двумя окнами без штор и очень грязными подоконниками. У большого стола стояли два стула и вращающееся кресло. На столе — ничего, кроме стеклянной пепельницы с сигарным окурком, бювара и ручки. В ящиках стола грязные бумаги, скрепки, скотч, ручки, карандаши, четыре использованные двухцентовые марки, конверты и бланки счетов.