Кривоногий

Через полчаса пиршество было в полном разгаре. Хотя олень был маленький, но Эуннэкай приготовил все его части по раз навсегда заведённому порядку, и все блюда чукотской кухни были налицо, сменяя друг друга. Мозг и глаза, сырые почки и сырая печень; лёгкое, немного вывалянное в горячей золе и только испачкавшееся от этого процесса, снаружи чёрное, внутри кровавое; кожа, содранная с маленьких рожков пыжика и опалённая на огне. В котёл с горячей водой Эуннэкай положил целую груду мяса и повесил его над костром, прибавив две или три охапки жёлтого тальничку, который он нарвал тут же у огнища и бросил в огонь вместе с полузасохшими жёлто-зелёными листьями.

— Это получше твоего чаю! — сказал Кутувия, поглаживая себя по брюху.

Каулькай откинул голову назад, намереваясь загоготать по-прежнему, но не мог, ибо рот его был набит до невозможности. Он только что испёк на угольях тонкие полоски мяса и теперь занимался их уничтожением. Он чуть не поперхнулся и затопал ногами по земле. Эуннэкай тоже набил себе рот до такой степени, что почти не мог глотать. Пастухи торопливо ели, как будто взапуски, действуя с одинаковой энергией и зубами, и руками, и длинными ножами, составлявшими как бы продолжение рук, нечто вроде длинного железного ногтя, которым можно было с таким удобством выковыривать остатки мяса из всевозможных костных закоулков. Кости, окончательно очищенные, доставались на долю жёлтого Утэля, который разгрызал их без труда и поглощал дотла, не оставляя ни крошки. Он тоже был голоден, а косточки пыжика так мягки. Половины пыжика как не бывало.

— А шкуру пусть Эйгелин отдаст Михину! — насмешливо сказал Кутувия. — Ему ведь всё равно долги платить! — И он заботливо растянул шкурку на земле, придавив её камнями.

Удовлетворив голод, пастухи поднялись с места и пошли осматривать стадо, как бы стараясь возместить усиленным проявлением заботливости своё не совсем честное поведение относительно пыжика.

Они переходили от группы к группе, внимательно осматривая каждое животное и стараясь по его внешнему виду, и в особенности по походке, определить, не начинается ли у него копытница. Маленьких телят и пыжиков Каулькай чрезвычайно ловко, как бы невзначай, хватал за ноги и передавал Кутувии, который выкусывал у них на ухе зубами то пятно своего отца, то своё собственное. Три или четыре раза он сказал Каулькаю: "Ты сам!" И тот, бросая на него благодарный взгляд, метил оленье ухо собственным пятном. Дар этот означал, что Эйгелин и его дети высоко ценят труды Каулькая. Только усердному работнику собственники дарят на счастье несколько телят. Маленький телёнок, с длинными, смешно расставленными ушами, похожими на ослиные, набежал прямо на Каулькая и даже толкнулся носом в его колени, принимая его, по-видимому, за матку.

— Дурак! — ласково сказал Каулькай, поднимая его на руки. То был телёнок его собственной важенки.

— Эуннэкай! — сказал молодой пастух, обращаясь к Кривоногому. — Вот выкуси свою метку! пусть у тебя прибавится олень!

Кривоногий с важным видом произвёл требуемую операцию, потом выпустил пыжика. Почувствовав себя на свободе, пыжик убежал со всех ног, с громким хрюканьем, как будто жалуясь на боль, причинённую ему в отплату за доверчивость.

— Красиво! — сказал Каулькай, любуясь на живописные группы животных. — Хорошо вылиняли.

— Все черны! — подтвердил Кутувия, обводя глазами стадо. — Скоро станут жиреть!

Осмотрев стадо, пастухи погнали его на наледь, где комары нападали не так сильно. От наледи тянула холодная струя, пагубно влиявшая на насекомых. Мелкие лужицы воды, блестевшие стальным блеском на синеватом зернистом льду, несколько похожем на фирн ледника, были наполнены трупами комаров и оводов, как наглядным доказательством своего укрощающего влияния на бич полярного лета. Олени с удовольствием выбежали на широкую белую площадь и стали кружить взад и вперёд по наледи. Они не хотели есть, и им было приятно погружать копыта в прохладные лужи или топать ими по гладкому льду, отвечающему им резким отзвуком. Здесь им было прохладно, а на сухих горных моховищах они задыхались от зноя и насекомых. Глядя вокруг себя, они даже получали иллюзию зимы, составляющей для них самое желанное время года.

Эуннэкай примостился у своей котомки и заснул крепким сном.

Лето выдалось знойное и лишённое дождей. Вода в горных речках и ручьях давно сбежала вниз, только Мурулай, питаемый наледью, не уменьшился. Льдистые островки, во множестве рассеянные вокруг большой наледи, сперва растаяли, потом тоже высохли. Большая наледь таяла с каждым днём. Лето объело её со всех сторон, обточило кругом, как кусочек сахару, и теперь собиралось повести нападение против самого центра. Множество мелких ручейков, выбежавших из-под льда и шумно скатывавшихся вниз, образуя быструю горную речку, свидетельствовали о том, что нападение, в сущности, давно началось и что большая наледь уменьшается снизу и сверху.