Кризис

К: Вот что мы будем делать. В знак уважения к посланию, которое Вы нам отправили, мы не обратимся сегодня в Совет Безопасности, хотя изначально [мы намеревались] обратиться в 6 часов вечера. Будем ждать решения о дальнейших действиях до 9:00 завтра.

Д: Утром?

К: Да. Даем Вам возможность пойти в церковь. Если бы Вы могли получить ответ для меня из Москвы, более конкретный, чем этот.

Д: По какому вопросу?

К: Каковы конкретно Ваши намерения? У меня такое впечатление – я понимаю, Вы не хотите публично отмежеваться.

Д: Я бы выразился так по-дружески. В публичном плане мы находимся в довольно трудном положении.

К: Если Вы можете дать понять нам, что Вы делаете в частном порядке. Мы с Вами занимались этими вещами [в] частном порядке. Мы заинтересованы в результатах. Мы хотим прекращения огня и сохранения прежнего статус-кво. Повторяю: ко вторнику Вы нас будете умолять. Это не вопрос, в котором мы просим об одолжении. Мы пытаемся не допустить обострения наших отношений – ситуации, когда в нашей стране и конгрессе будут очень серьезные последствия. Если Вы скажете нам, что работаете с египтянами и сирийцами, и к утру понедельника это будет закончено и никаких дальнейших дебатов не потребуется.

Если Вы сообщите нам, что считаете, что к утру понедельника будет фактически установлено перемирие и произойдет возврат к прежнему положению вещей, статус-кво анте беллум. Мы не хотим, чтобы это стало достоянием гласности. Расскажите нам что-то такое, что мы сможем понять. Это останется между нами, как все сохранялось между нами. Я не прошу Вас дать согласие на согласованные публичные действия. Я прошу Вас завтра утром предпринять согласованные практические действия, [такие, которые] приведут к желаемому нами результату. Я искренне верю, и не позднее вторника Вы скажете Громыко и Брежневу, что ситуация будет иной. Верно? Нет?

Д: Я понимаю.

К: Наше понимание ситуации таково, что нападению арабов был повсеместно дан отпор, что теперь они будут отброшены, и этот процесс будет ускоряться по мере завершения [израильской] мобилизации. Это произойдет не позднее утра понедельника, и после этого мы увидим то, что видели раньше. Это наше военное прочтение ситуации. Думаем, дело может быть завершено завтра. Арабы подтвердили свое намерение. Они атаковали через канал. Они могут уйти самостоятельно и вернуться к статус-кво. Мы оба можем получить удовольствие от хороших дебатов в Совете Безопасности.

Д: Я не понимаю, что Вы думаете в политическом смысле? Чего Вы хотите от нашей точки зрения, нашей позиции… которая является принципом с начала 1967 года [возвращение Израиля к границам 1967 года].

К: Я знаю Вашу позицию.

Д: Я говорю Вам не о публичных дебатах. Нам очень сложно сказать все это арабам. Я предпочел бы скорее получить известие из Москвы, но насколько я понимаю нашу позицию, трудности, с которыми мы сейчас сталкиваемся, заключаются в том, что арабы пытаются вернуть себе земли, оккупированные Израилем. Они использовали этот аргумент в отношениях с нами, и нам говорить им, что «вы не можете освободить свою землю», нам это совсем не надо.

К: Я понимаю ситуацию. Не говорю, что все легко. У нас другая ситуация. Налетов на Дамаск и Каир не было, но я бы ничего не ставил на завтрашний день.

Д: Я понимаю.

К: Может ли Политбюро представить полный курс действий, о котором мы договариваемся в частном порядке?

Д: Какой курс действий Вы предлагаете помимо Совета Безопасности?

К: Де-факто возвращение к статус-кво анте беллум, к ситуации до начала боевых действий, де-факто возвращение к прекращению огня. Я уже сказал египтянам, что приложу усилия после выборов в Израиле. Я сказал Громыко, что буду говорить с ним в январе. Ничего из этого мы не сделаем, если давление будет продолжаться…

Д: Я понимаю.

К: У нас есть рамки, в которых мы можем сформировать [прогресс]. Теперь арабы подтвердили свою точку зрения.

Д: Генри, как они могли?

К: Вы видите, что они проиграют. Это не тот случай, когда мы просим…

Д: Я понимаю. Военная точка зрения. Я не могу с Вами спорить. Вы лучше знаете ситуацию. Я пытаюсь лучше понять ситуацию политически.

К: У них почти ничего [территориальные приобретения].

Д: В чем вопрос – попросить их вернуться куда-нибудь, если у них ничего нет?

К: У нас есть два варианта: мы можем позволить этой войне продолжаться до точно выверенного момента, когда израильтяне вытеснят [арабов] со всех территорий, но до того, как они начнут двигаться на Дамаск. Если нам повезет и мы ухватим ситуацию точно в нужный момент, тогда мы сможем договориться о прекращении огня. Вероятно, арабы продержатся еще сутки, а затем станут отступать в свои столицы и ждать зимы.

Д: Я понимаю, какова ситуация на самом деле. Но чтобы мы пошли к арабам и сказали: послушайте, я не знаю, сколько у вас есть – полтора или три километра, – но вам нужно вернуться. Они говорят, вы предлагаете нам вернуть территорию, которая принадлежит нам?