Кризис

Александр Торин Кризис

1998-1999

Copyright © 1998-1999 Alexander Taratorin. All rights reserved.

Любое изменение этого текста, а также воспроизведение его в коммерческих целях может осуществляться только с согласия автора.

E-mail: [email protected]

Глава 1

О, Господи, если ты есть, и кем бы ты ни был! Помилуй и спаси меня! Человек не рожден летать. Сама идея о том, что наше хрупкое тело, мешок с кровью и костями, нелепый, но причиняющий душе невыносимые страдания, поднимается ввысь под рев моторов, противна мирозданию. Любая паршивая птица, глупо разевающая свой клюв, будучи случайно засосанной в турбину, может вызвать катастрофу – мысль эта заставляет мое сознание протестовать, а меня задыхаться, вжиматься руками в обтрепанные подлокотники кресел… Кстати, о турбине. Вон она, рядом, за иллюминатором. Скажите мне, ради всех святых, почему эта круглая громадина так гадко дрожит, будто вот-вот оторвется от крыла. И почему крыло это живет своей странной жизнью, почему оно колеблется, ездит взад и вперед над клочком тусклых огоньков.

Огоньки эти – как полоска инфекционной сыпи, выступившей на безжизненной плоскости, разделяющей твердь земную от свода небесного. Сколько бы я ни летал над нашей планетой, меня всегда поражает, что человеческие существа обладают какой-то уникальной, болезненной способностью к приспособлению, и, как следствие, к выживанию. Они расселяются решительно везде: на плоских, ржавых долинах, среди желтых пустынь, зловещих гор, заснеженных ущелий. Когда смотришь из иллюминатора вниз с высоты в десять километров, процентов девяносто поверхности Земли кажутся совершенно неприспособленными для жизни. Ан нет, бывает летишь хрен его знает где, и вдруг внизу, в темноте, светится районный центр. И там живут, рождаются, умирают, женятся и ссорятся люди. Они привыкли к своему городку, им кажется, что все, всегда и везде будет похоже на эту неторопливую жизнь: с утра они будут уходить на работу, а вечером загорятся звезды, фонари и, возможно, экраны телевизоров.

Мысль о том, что с небес на них запросто может свалиться охваченный пламенем «Боинг», обывателям в головы не приходит…

Иногда мне кажется, что я сошел с ума. Действительно, разве нормальный человек будет совершать кругосветные перелеты вместе с плюшевым Санта-Клаусом? У Санты седая борода, очки и доброе лицо, которое напоминает мне об убежденных христианах-куклуксклановцах из далеких южно-Американских штатов. Выполнен этот дед Мороз в натуральную величину, к счастью, стоимость перевозки негабаритного груза оплачена отделом по связям с заказчиками.

Нет, я не сумасшедший. Свихнулись специалисты по изучению рынка во главе с президентом и основателем корпорации: коллективной их классовой волей я послан в кругосветную командировку. Расчет у них простой: Санта Клаус с доброй улыбкой настолько умилит заказчиков в странах Юго-Восточной Азии, что на продукцию конкурентов они и смотреть не станут.

К счастью, подавляющее большинство обитателей земного шарика знать ничего не знает о Рождестве, Новом Годе и украшенной игрушками елке. И, более того, знать не желает! У них все проще: с декабря по апрель дует горячий ветер, а в мае, наконец, приходит долгожданный циклон. Аборигены в недоумении глядят на белого, как смерть, деда-Мороза, несмотря на влажную экваториальную жару закутанного в красный меховой кафтан, на его странную шляпу с длинной кисточкой, и на неведомое, зловещее растение – елку, с узкими зелеными иголками вместо широких тропических листьев, да еще, к тому же, украшенную варварскими, бледнокожими покойничками-ангелочками, надрывно дующими в свои небесные трубы.

О, Боже всемогущий. Опять налетела эта проклятая, навязчивая, вытряхивающая душу турбулентность. Дурацкий журнал с глянцевой обложкой выпадает из рук, да какой уж там журнал… Тут хотя бы в живых остаться. Вниз!… Вверх! Вниз! Трещит обшивка, желудок куда-то улетает, в общем все кончено. Какой отвратительный хруст, кажется, на этот раз мне не повезло.

Самое противное – это осознавать холодную, смешанную с онемением во всем теле уверенность, неотвратимое ощущение того, что конец все-таки наступает. Эти секунды, или минуты, когда неуклюжее творение человеческих рук будет с ревом падать вниз, – вот что хуже всего. Говорят, накануне смерти человек вспоминает все, что происходило с ним в течение жизни. А мне кажется, я ничего не вспомню, только сердце застучит в последней отчаянной попытке преодолеть десятикилометровую высоту. А вместо сердца – пламенный мотор… И стальные руки-крылья, данные нам разумом в ощущениях, но независимые от нас.