Читаем Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо полностью

Если верить этой цитате буквально, то в группировке «банкиров» произошла не одна, а целых три смены власти: от Ротшильда к Моргану-старшему, от него к Моргану-младшему, а от него уже к Томасу Ламонту. Интересуйся Квигли именно властной группировкой, он вряд ли прошел бы мимо возможности покопаться в этой истории; но в очередной раз его внимание тут же переключается с внутреннего устройства «банковской» группировки на их внешнее влияние. Квигли рассказывает об усилиях банкиров в 1930–1933 годах по спасению золотого стандарта и подробно объясняет ошибочность этой политики с точки зрения экономической теории.

Переходя к описанию американской ситуации между двумя войнами, Квигли снова возвращается к собирательному образу Моргана:

В 1920-х система экономической и политической власти [в США] формировалась иерархией [инвестбанков и контролируемых ими компаний, организаций и партий], возглавляемой интересами Моргана и игравшей принципиальную роль как в экономике, так и в политике [Quigley, 1966, p. 532].

Как же повела себя эта «иерархия, возглавляемая интересами», столкнувшись с Великой депрессией?

Переход фермеров, легкой промышленности, торговли, строительства, квалифицированных и неквалифицированных рабочих на сторону демократической партии в 1932 году обеспечил избрание Франклина Д. Рузвельта и начало «Нового Курса» [Quigley, 1966, p. 533].

Не контролирующая всю политическую жизнь США властная группировка Моргана, а какие-то избиратели, переметнувшиеся к другой партии, привели к власти нового президента и поменяли экономическую политику! Да интересуйся Квигли по-настоящему деятельностью и судьбой этой группировки, он бы наизнанку вывернулся, но раскопал бы историю борьбы «Морганов» за выживание в годы «Нового курса»[710]. Но нет, ничего такого на страницах «Трагедии и надежды» мы не находим; экономическая история США и дальше излагается в терминах идеологий и настроений масс.

Практик. Это довольно обычная ситуация для академических ученых, пусть и приобщенных к некоторым властным тайнам. Их дискурс все-таки создается именно в академической среде (я не исключаю, что именно для того, чтобы оторваться от этого дискурса, Миллс и эпатировал академическую публику), и освободиться от него достаточно сложно.

Теоретик. Таким образом, совершенно очевидно, что группировка «банкиров» как организованное сообщество не представляет для Квигли научного интереса. Вместо нее он видит перед собой институт финансового капитализма, существующий в виде банков, их владельцев и управляющих, действующих исходя из определенной идеологии. Поэтому для Квигли не так уж и важно, какой конкретно Морган (отец или сын), и Морган ли вообще, стоит во главе крупнейшего инвестбанка мира, — важно, что действовать он будет все равно ради сохранения золотого стандарта. Из четырех составляющих описания властной группировки у Квигли присутствуют (и то частично) лишь два — история создания и подконтрольные организации, иерархия подчинения и конкретные операции остались за кадром. Неоднократно сталкиваясь с потенциально интересными вопросами Власти (вроде самого простого: кто был главным среди банкиров в 1931 году?), Квигли спокойно проходит мимо, продолжая традиционное изложение исторических событий. При всем желании, констатирует господин Смит, мы не можем сказать, что теоретическая модель Квигли требует изучения властных группировок; в своих рассуждениях Квигли прекрасно обходится без него.

Читатель. Погодите-ка! Если я правильно помню, детально Квигли описал только одну властную группировку, Общество Круглого стола, да и то у него ушло 20 лет на ее изучение. А вы захотели еще чего-нибудь и про «банкиров». Может быть, у Квигли просто не было еще 20 лет?

Теоретик. Понятно, что других 20 лет у него не было. Вопрос в том, на что он решил потратить первые 20 лет. Почему заинтересовался этим Круглым столом, а не теми же «банкирами», чьи уши торчат из-за каждого куста мировой истории? Если бы интерес к властным группировкам диктовался цивилизационной теорией, Квигли должен бы был подробно написать про Морганов — Ротшильдов. Но нет, теория позволяет ограничиться общими словами. Тогда почему Квигли включил в свою книгу очерк о Круглом столе? Пока мы этого не поймем, мы не сможем надежно предотвратить дальнейшие утечки.

Первое упоминание о Круглом столе находим на 131-й странице книги, в контексте рассказа Квигли об английской идеологии «раскинизма», созданной первым оксфордским профессором изящных искусств Джоном Раскином[711]:

Перейти на страницу:

Все книги серии Кризис и власть

Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо
Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо

В новом дополненном издании «Лестницы в небо» Михаил Хазин и Сергей Щеглов излагают общую теорию Власти и подробно рассказывают обо всех стадиях властной карьеры — от рядового сотрудника корпорации до высокопоставленного представителя мировой элиты.Какое правило Власти нарушил Стив Джобе, в 1984 году уволенный со всех постов в собственной компании Apple? Какой враг довел до расстрела «гения Карпат», всесильного диктатора Румынии Николае Чаушеску? Почему военный переворот 1958 года во Франции начали генералы, а власть в результате досталась давно вышедшему в отставку Де Голлю? Сколько лет потребовалось настоящему человеку Власти, чтобы пройти путь от нищего на паперти до императора Византии, и как ему это удалось? Почему политическая неопределенность — лучшее время для начинающего карьериста?Об этом и многом другом — в книге «Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо».

Михаил Леонидович Хазин , Сергей Игоревич Щеглов

Публицистика / Политика / Корпоративная культура / Образование и наука / Финансы и бизнес

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное