Теоретик. Вы написали в «Трагедии и надежде», что были допущены к закрытым материалам Круглого стола. По-видимому, тут сыграло свою роль ваше знакомство с Брэндом. А когда вы получили такой доступ?
Квигли. Я работал над «Трагедией и надеждой» 20 лет — с 1945 по 1965 год… Одновременно я написал другую, более короткую книгу[758], которую отвергли 15 издательств, и отложил ее в сторону… Двадцать лет я работал над книгой летом, в период собственных отпусков; только в 1960 или в 1961 году мне удалось оформить творческий отпуск и съездить в Англию для проведения исследований [Quigley, 1974, pt. 1].
Теоретик. Благодарим вас, профессор. Теперь нам понятно, насколько важной для вас была история Круглого стола. Осталось ответить на последний вопрос: а зачем вы рассказали о ней широкой публике?
Квигли. Если вы читали мою книгу (страницы 146–147), вы должны знать, что Общество Круглого стола под влиянием Лайонела Кертиса придерживалось христианской веры. Возможно, интеллектуальной гордыней было ожидать «построения Царства Божьего на Земле», и они, конечно же, потерпели сокрушительное поражение. Никто не знает этого лучше меня. Но я все еще не осуждаю их и не вижу, чтобы американские радикальные правые могли предложить что-то лучше. Я думаю, что усилия Круглого стола оказались безуспешными потому, что они пытались действовать через правительства, а не через индивидуальные усилия каждого гражданина [Quigley, 1971].
Теоретик. Ну что ж, говорит наш воображаемый мистер Смит, откидываясь на спинку кресла. Вот теперь мне ясно. Наши английские коллеги слишком увлеклись публикацией своих биографий, и талантливый мистер Квигли смог обнаружить довольно высокопоставленную властную группировку. Но сделал он это
Однако маловероятно не значит невозможно, и в отношении Квигли и его книги следует предпринять определенные меры предосторожности. Самого профессора проще всего представить тем, кем он и так является — экстравагантным чудаком, иногда совершающим странные поступки[759]. Книгу его, конечно, нужно попридержать[760] — поменьше рецензий в прессе и никакой шумихи о Круглом столе; начальный тираж в этих условиях будет расходиться несколько лет и тихо умрет в безвестности. Но для гарантированного пресечения всех последующих попыток поизучать властные группировки нужно сделать следующий шаг: отбить у историков всякую охоту даже приближаться к подобным темам. Термины «тайное общество» и «полусекретная группа» должны стать для историков тем же, чем стала «элита» для социологов: красным флажком, за которым находится вердикт «Вон из профессии!». И меня есть идея (улыбается Смит), как это сделать!
Читатель. А как? Устроить Квигли обструкцию, как Миллсу? Но Квигли не Миллс, тот был едва ли не главным социологом Америки, а Квигли — простой лектор, которому даже не дают творческих отпусков. Вряд ли обструкция расстроит его до инфаркта…
Теоретик. Вот именно, все люди разные, и к каждому нужен индивидуальный подход. В случае Квигли нам нужно нанести точечный удар по его рассказам о Круглом столе, сохранив в целости все теоретическое окружение. Для этого существует проверенный (еще на Макиавелли) способ: нужно искусственно раздуть отдельную мысль автора, придав ей другой, более выгодный правящей элите смысл. Квигли критикует «радикальных правых», утверждая, что Круглый стол — не коммунистический заговор? Отлично, значит, нужно представить дело так, будто Квигли (пусть сам того не желая) разоблачил заговор[761], частью которого является Круглый стол! Скандальная тема, готовая толпа последователей, универсальный ответ на все вопросы; да здравствует теория заговора!