Кризис коммунизма

Выступления масс, о которых я говорил выше, выражают нечто большее, чем недовольство условиями жизни и возможность безнаказанно побунтовать. Они выражают факт расслоения коммунистического общества на различные социальные слои с различными и даже противоположными интересами. Я бы здесь употребил даже слово «классы». Это массовое движение есть первая ласточка того, что и коммунистическое общество не избавлено от «классовой борьбы». При социальной структуре населения, о которой я говорил выше, эта «классовая борьба» приняла весьма неопределенную форму. Лозунги масс еще не выразили открыто и определенно «классовые интересы». Лишь нелепый лозунг Ельцина насчет отмены привилегий можно считать смутным намеком на «классовость». В основном же массы выступили с некими общечеловеческими лозунгами. «Классовость» сказалась в размахе выступлений и в том, что они превысили меру дозволенности. Тем не менее эти выступления с полной очевидностью обнаружили утопичность марксистских идей насчет коммунистического общества как общества бесклассового, как общества гармонии и братства всего социально однородного населения страны. Коммунизму еще предстоит пережить свои классовые битвы, подобные тем, которые потрясали рабовладельческое, феодальное и капиталистическое общество.

Особенность нынешней ситуации состоит в том, что взбунтовавшиеся массы населения оказались в своего рода исторической ловушке. В обществе сложилась ситуация, которую можно было бы назвать революционной, если бы в реальности назрели предпосылки для настоящего революционного переворота. Но таких предпосылок не было. И массы устремились не вперед, не в будущее, а назад, в прошлое. Псевдореволюционная ситуация могла породить только одно: попытку контрреволюции по отношению к революции, в результате которой возникло коммунистическое общество. С точки зрения эволюции коммунизма массы выступили как сила глубоко реакционная.

Тенденция к дезинтеграции

Наше время — время больших человеческих объединений из многих миллионов людей. Основные западные страны суть объединения из нескольких десятков миллионов человек. США перевалили за двести миллионов. В Советском Союзе уже около трехсот миллионов человек, в Китае — больше миллиарда. Имеются определенные закономерности на этот счет, которые почти совсем не изучены. Они касаются структурирования людей в группы и целое, управляемости, соотношения числа людей и занимаемого ими пространства, однородности и разнородности человеческого материала и многих других аспектов жизни людей как частичек огромного целого. Кстати сказать, одной из причин переживаемого кризиса коммунизма является нарушение критических норм такового рода.

В достаточно долго существующем многомиллионном объединении людей с необходимостью возникают тенденции к отделению каких-то его частей от целого и к образованию автономных групп внутри целого, — тенденция к нарушению целостности, к дезинтеграции. И было бы странно, если бы эта тенденция не дала о себе знать в коммунистических странах в ситуации кризиса. Она особенно сильно проявилась в многонациональных Советском Союзе и Югославии. На Западе стали усиленно говорить о распаде советской «империи».

В Советском Союзе тенденция к дезинтеграции страны проявилась прежде всего в стремлении окраинных национальных республик к отделению от Советского Союза в виде самостоятельных государств (прибалтийские и кавказские республики). Но не только. На Украине усилилось стремление отделения от России. И что самое любопытное — в самой России возникли настроения отделиться от других республик и разделиться по крайней мере на две самостоятельные республики — на европейскую и сибирскую Россию.

Кризис, естественно, усилил тенденцию к дезинтеграции целого. Центральная власть утратила былой контроль над периферийными районами страны. Кризис охватил и эти районы. Он проявился также и в ослаблении местных властей. Ухудшилось материальное положение населения. Ослабла заинтересованность «провинций» в связях с «метрополией». Резко возросло оппозиционное движение и безнаказанная пропаганда националистических идей. Массам стали усиленно прививать иллюзии, будто они будут жить лучше, если их территории обретут автономию и даже государственную независимость. Пропаганда такого рода велась не только изнутри, но и извне, главным образом — со стороны Запада. На задний план отошли соображения здравого смысла: а возможна ли такая автономия и независимость практически, и будут ли люди на самом деле лучше жить в своих «автономных» и «независимых» регионах?