Кризис либерализма

Консерватизм представляет собой ничто иное, как попытку конкретизировать абстракцию, заложенную в прогрессе, и противопоставить ей в какой-то мере историческую действительность. Конечно, при этом возникает опасность, что консерватизм, защищая исторически сложившиеся идентичности, будет мыслить так же абстрактно, как и прогрессизм, стремящийся к преодолению этих идентичностей.

Гегель не является ни прогрессивным мыслителем - в смысле отказа от истории, ни консервативным - в смысле сохранения исторического наследия для будущего. Гегель мыслил на более высоком уровне, чем уровень выработанных нами политических понятий консерватизма и прогрессизма. Он пытался сохранить оба эти элемента.

Когда не существует уже мощной прогрессивной силы, по отношению к которой консерватизм мог бы определиться в своем интересе к сохранению определенных ценностей, тогда становится невозможно и самоопределение консерватизма. Можно сформулировать ту же мысль политически и в заостренной форме следующим образом: современный просвещенный консерватизм нуждается в существовании мощных левых сил, бросающих ему вызов.

В действительности же ныне идут к своему концу и консервативные, и левые силы. Ни та, ни другая идеология не способна сегодня предложить убедительную теорию и выработать соответствующие новой реальности понятия. Поэтому наступило то, что, собственно, и составило предмет опасений Гегеля: господство рассудочности приводит общество к двойному нигилизму.

Со своего рода двойным нигилизмом мы и сталкиваемся ныне в Германии. ФРГ осуществляет в чистейшем виде ту абстракцию, которая внутренне присуща современной эпохе, ибо мы стали страной без будущего и без прошлого. В случае новых кризисов почти все другие народы могут обратиться к своему историческому наследию. Все демократические страны обращаются в таких кризисных ситуациях не к абстрактным заповедям демократии. Они активизируют историческое сознание, в том числе религиозное.

Иначе обстоит дело в ФРГ: мы расчистили это духовное пространство. В обществе, которое превращает себя в абсолют, имеет место, по Гегелю, "атеизм нравственного мира". Тогда между индивидом и обществом устанавливаются лишь отношения расчета, пользы, включая рыночные отношения. Господство абстракции в облике свободы защищают либералы. Нужно признать, что в этом тоже есть момент истины. Потому что свобода индивида вообще немыслима без господства в обществе формальных правил. Формальный характер процедур и права действительно дает индивиду шансы проявления свободы. В этом состоит определенный момент истины, содержащийся в либерализме.

В данном вопросе национализм и социалистический коллективизм роковым образом заблуждались. Общим для них обоих было то, что они хотели преодолеть и вообще устранить либералистскую абстрактность. Характерный признак нашего времени состоит в том, что страдания людей от абстрактности этого мира вновь и вновь порождают призывы создать какое-то совершенно другое общество. Кроме призыва заменить общество общиной или органичным сообществом.

Заметим в этой связи, что Гегель не обращается к понятию "другого". Рассудок не отрицается абстрактно во имя достижения "другого", а признается. Признается при этом определенная, конкретная, частичная необходимость рассудка, но именно как момента разума. Рассудок не должен занимать место разума в целом.

В этом состоит современность Гегеля. Признание значимости абстрактного момента в мышлении приводит Гегеля закономерным образом к диалектике, в которой особенное не уничтожается ради общего, не приносится в жертву ему. Диалектика противостоит фурии уничтожения, господству одного лишь рассудка.

Достижением эпохи Нового времени, заслуживающим сохранения, была для Гегеля субъективность индивида. Однако это индивидуальное сознание ведет свое происхождение именно от христианства и находит свое оправдание только в нем. Когда сама эпоха Нового времени лишилась этой духовной основы, убедительность в глазах людей могло обрести даже уничтожение целых народов. Тогда нет уже решающих аргументов против фашистских форм варварства. Хоркхаймер справедливо говорил о том, что если нет Бога, то нет в конечном счете аргумента, который можно было бы выдвинуть против применения пыток.

Рассуждая чисто рационально, люди всегда находят аргументы в пользу, скажем, убийства еще не родившихся детей. Завтра, без сомнения, будет поставлен также вопрос, что делать с ослабевшими и больными стариками. И тогда мы вернемся к временам, когда практиковалось понятие "людей, не представляющих ценности". Причем ссылаться у нас будут на "гуманитарные и социальные соображения". Пока единственной инстанцией для оправдания остается рассудок, всегда найдутся аргументы для оправдания убийств и насилия.

К подлинным свободам принадлежит, по мнению Гегеля, по существу, признание самостоятельности и тем самым автономии индивида. Государство, в котором самостоятельность и независимость индивида не закреплена в праве и не осуществлена, вообще не является, по Гегелю, государством.