Кризис-менеджер для Золушки (СИ)

— А-а, давно было, когда я был юным и безбашенным. Гонял на спортбайке, носился по горам на сноуборде и был помешан на экстриме.

— Представляю эту бурную жизнь, — закатываю я глаза. — Между гонками и прыжками вечеринки, алкоголь до обморочного состояния и беспорядочный секс. Видели мы этих экстремалов.

— Ого, так ты просвещена в этом вопросе? — удивлённо поднимает он брови. — Откуда?

— Неважно. И что же такого заядлого экстремала заставило стать серьёзным менеджером? — иронично улыбаюсь я.

— Грустная история. Не хочу об этом говорить, — он делает притворно сердитый взгляд.

— Хорошо. Не говори. Но татуировка мне понравилась, — улыбаюсь я.

— Мой друг на байке разбился прямо у меня на глазах, когда мы гоняли на Нюрбургринге[5]. С тех пор на байке не гоняю. Сажусь, но не гоняю уже как сумасшедший. Остался только самолёт. И очень редко бываю в горах. Окончил университет, практика, работа и втянулся. Мне нравится моя работа, — он подзывает официанта и расплачивается картой.

— Понятно, — я допиваю фреш.

— Пойдём, Золушка, — Даниил встаёт и подаёт мне руку.

— Опять? Я же просила, — с укором смотрю на него.

— А мне нравится. Зато только я тебя так называю, — наклоняется к моему уху. — Это наш секретный позывной, — улыбается Даниил.

— Если позывной, то у тебя он тоже должен быть, — смеюсь я.

— Да? И какой же? — заинтересовано смотрит на меня.

— После первой встречи ты был просто «Блондин», а потом «Спаситель». Даниил Сергеевич, и какой же тайный позывной вы предпочитаете? — снова смеюсь я.

Мы выходим из гостиницы и гуляем по Невскому, по Мойке до Летнего сада. Наслаждаемся редким в Питере солнечным днём, пьём кофе, болтаем, смеёмся. Потом идём в Михайловский парк. Почти четыре часа гуляем, время пролетает очень незаметно.

— Так, ты нагуляла уже аппетит? — шутливо спрашивает Даниил. — Тут есть хороший ресторан …

— «Парк Джузеппе»? Обожаю итальянскую кухню, — улыбаюсь я.

— Пойдём, — берйт он меня за руку.

Делаем заказ. Пьём вино, и Даниил неожиданно спрашивает, опять перейдя на тему семьи:

— Так ваша мама не вышла больше замуж?

— Да. Как-то не сложилось, — грустно говорю я.

— Посвятила жизнь детям?

— Она хорошая мама, но не фанатичная, — смеюсь я. — Ну в том смысле, что она хорошо о нас заботилась, следила за нашими успехами, поддерживала, но в разумных пределах. Не было тотального контроля, она не носилась с нами как наседка. Мы были достаточно самостоятельными девочками с первого класса. Мама никогда не навязывала нам своё мнение, а помогала разобраться, чтобы мы сформировали своё. Вообще, у неё очень классный характер. Она спокойная, понимающая, сочувствующая, но в то же время очень самодостаточная и серьёзная. Оля на неё очень похожа характером. А вот я бешеная, вспыльчивая, — усмехнулась я. — Даже не знаю, почему у неё не сложилось после отца.

Я задумываюсь, глядя в окно. Даниил внимательно на меня смотрит, и я немного смущаюсь. Приносят наш заказ.

— Наверное, просто не встретила достойного мужчину, который бы соответствовал ей, — я улыбаюсь, вспомнив генерала. — А ты знаешь, за ней даже генерал ухаживал, когда ей было сорок пять, кажется. Генерал в отставке, военный, ракетных войск вроде. Точно не помню. Хороший был мужчина, вдовец. Предложение ей сделал.

— И что же? — спрашивает Даниил.

— Он был старше неё. Инфаркт в 56 лет, — я грустно смотрю в окно. — Мама тогда переживала, — перевожу взгляд на Даниила. — После этого всё. Она больше ни с кем не сближалась. Наверное, она однолюб.

— Может, она всю жизнь так и любит вашего отца?

— Я тоже так думала всегда. Но из-за того, что я на него злилась всю жизнь, мне было трудно это принять.

— Очень многие люди совершают ошибки, о которых потом могут жалеть всю жизнь, — Даниил смотрит на меня внимательно. — И они имеют право на искупление и прощение.

Я поднимаю взгляд и смотрю в его глаза.

— Я хочу познакомиться с твоей мамой.

Я немного опешиваю.

— Неожиданно. Зачем?

— Сергей Борисович стал мне отцом. Я его очень уважаю и люблю, — говорит он, не отрывая свой взгляд. — Знаешь, я теперь понял, что он всегда любил её, вашу маму. Наверное, моя мать это чувствовала, поэтому так всё и получилось.

Я ошеломлена таким признанием. Не в силах ничего сказать, я думаю над его словами. А Даниил продолжает:

— Она очень хотела родить ему ребёнка. Двадцать лет была помешана на этом, но безуспешно. А потом начала пить, таблетки, клиники. Последние пять лет я только и занимался тем, что следил за ней, чтобы она не сорвалась. И всё равно ей удавалось ускользнуть. Вот и последний раз, сбежала, — его взгляд мрачнеет.

Я понимаю, что эти воспоминания причиняют ему боль.

— После того как отец попал в аварию, я чувствовал, что она сорвётся и ничего не сделал, — я накрываю ладонью его руку.

— Не вини себя, — мягко говорю я.

— Ну не мог же я запереть её в психушке? — с болью в голосе говорит Даниил.

— Даня, это не твоя вина, — я продолжаю сжимать его руку, лежащую на столе.

Он поднимает глаза на меня и его взгляд будто просветляется, в нём появляется надежда.

— Как ты меня назвала?

— Даня.