Кризис мирового капитализма

Парадокс лжеца рассматривался как интеллектуальная шутка, и его значение игнорировалось в течение длительного периода времени, поскольку он не совпадал с успешным во всех остальных отношениях направлением поисков истины. Истина стала рассматриваться как соответствие утверждений внешним фактам. Так называемая теория соответствия истины была широко принята в начале XX века. Это был период, когда изучение фактов привело к впечатляющим результатам и достижениями науки широко восторгались.

Воодушевленный успехом науки, Бертран Рассел недвусмысленно разрешил парадокс лжеца. Его решение заключалось в различиях между двумя классами утверждений: класс, включающий утверждения, соотнесенные с самими собой, и класс, исключающий такие утверждения. Только утверждения, относящиеся ко второму классу, могут считаться хорошо сформулированными утверждениями с определенной истинной ценностью. В случае утверждений первого класса невозможно определить, являются ли они истинными или ложными. Логические позитивисты развили доводы Рассела дальше и заявили, что утверждения, истинность которых не может быть определена, являются ничего не значащими. Имейте в виду, такое заявление было сделано в период, когда наука предлагала конкретные объяснения постоянно расширяющегося диапазона явлений, в то время как философия стала еще более удаленной от реальности. Логический позитивизм был догмой, превозносившей научное знание как единственную форму понимания, достойную имени, и исключал какую-либо метафизику. «Те, кто поняли мои доводы, – говорил Уитгенштейн в заключении своего трактата TractatusLogicoPhilosophicus, – должны осознать, что все, сказанное мною в книге, не имеет смысла». Это казалось тупиком метафизических рассуждений и полной победой знания, основанного на фактах, детерминистического знания, которое и характеризует сегодня науку.

Вскоре после этого Уитгенштейн понял, что его решение было слишком суровым, и начал изучать повседневное употребление языка. Даже естественные науки стали менее детерминистическими. Они наткнулись на границы, за которыми наблюдение не могло оставаться в стороне от их предмета. Ученым удалось пройти через этот барьер, сначала – с помощью теории относительности Эйнштейна, потом – с помощью принципа неопределенности Гейзенберга. Позже исследователи, используя теорию эволюционных систем, также известную как теория хаоса, начали исследовать сложные явления, течение которых не может быть определено действующими вне времени законами. События идут по необратимому пути, на котором даже самые небольшие отклонения с течением времени имеют свойство увеличиваться. Теория хаоса смогла пролить свет на многие явления, такие, как погода, которые ранее не поддавались научному подходу, это также сделало идею неопределенной вселенной, в которой события носят уникальный и необратимый характер, более приемлемой.

Так случилось, что я начал применять концепцию рефлексивности к пониманию финансов, политики, экономики в начале 1960-х годов – до того, как родилась теория эволюции систем. Я пришел к этой идее с помощью трудов Карла Поппера через концепцию соотнесения с самим собой. Эти две концепции тесно связаны, но их не следует путать. Соотнесение с самим собой является свойством утверждения, оно принадлежит исключительно к области мышления. Рефлексивность связывает мышление с реальностью, она принадлежит к обеим областям. Возможно, поэтому она игнорировалась в течение такого длительного периода времени. Рефлексивность и соотнесение с самим собой имеют нечто общее – элемент неопределенности. Логический позитивизм отказался от утверждений, соотнесенных с самими собой, т.е. от утверждений, не имеющих смысла. Но, вводя концепцию рефлексивности, я ставлю логический позитивизм с ног на голову. Я считаю, что утверждения, истинная ценность которых не определена, отнюдь не лишены смысла, а даже более значимы, чем утверждения, подлинная ценность которых известна. Именно такие утверждения составляют знание: они помогают нам понять мир таким, каков он есть. Утверждения же первого типа, являясь выражением нашего несовершенного по сути понимания, помогают формировать мир, в котором мы живем.

В тот момент, когда я пришел к такому заключению, я решил, что оно обладает силой великой проницательности. Теперь, когда естественные науки не настаивают больше на детерминистической интерпретации всех явлений и логический позитивизм потерял свои позиции, у меня такое ощущение, будто я стегаю мертвую лошадь. На самом деле интеллектуальная мода ударилась в другую крайность: разделение реальности на субъективные взгляды и предубеждения участников стали вызывать ярость. Сама основа, по которой можно судит о различных взглядах, а именно истина, ставится под сомнение. Я считаю, что эта другая крайность – также ошибочна. Рефлексивность должна вести к переоценке, а не к полному отказу от концепции истины.

Рефлексивная концепция истины