Кризис социал-демократии

Но, наоборот, немецкая буржуазия снова поставил крест над революционными расчетами русского движения. Разразилась война с Берлином и Веной, и она временно погребла русскую революцию под развалинами — может быть, снова на целые годы. "Немецкие приклады" раздробили не царизм, но его противников. Они помогли царизму начать войну, наиболее популярную из всех войн последнего столетия. Все содействовало созданию морального ореола вокруг русского правительства: явная для всякого, находящегося вне Германии, провокация Берлина и Вены, гражданский мир в Берлине и разразившееся вследствие этого националистическое неистовство, судьба Бельгии, необходимость защищать республику во Франции. Никогда еще у абсолютизма не было такого поразительно благоприятного положения при европейской войне. С горячей надеждой взвившееся знамя революции поникло в диком урагане войны; но оно пало с честью, и оно снова еще поднимется из жестокой резни, несмотря на немецкие «приклады», несмотря на победу или поражение царизма на поле битвы.

Национальные восстания в России также прекратились Очевидно, угнетенные нации не так легко поймать на удочку освободительной миссии Гинденбургских когорт, как немецкую социал-демократию. Такой практический народ, как евреи, мог просто рассчитать по пальцам, что немецкие кулаки, которые до сих пор не сумели уничтожить своей собственной прусской реакции, в лице хотя бы трехклассной избирательной системы, очень мало годны для того, чтобы уничтожить русский абсолютизм. Поляки, переносящие на себе тройные тяготы войны, вряд ли могли радостно отозваться на заманчивый зов своих освободителей, вбивавших в головы польских детей кровавыми рубцами на теле немецкий "Отче наш", хорошо знакомый им по прусским колонизационным комиссиям. Они должны были немецкий национальный Гетц-фон-Берлихинген перевести потихоньку на еще более национальный польский язык. Все поляки и евреи так же, как и русские, очень скоро открыли, что "немецкие приклады", которыми им разбивают черепа, принесут им не освобождение, а смерть.

Легенда об освобождении, выдуманная немецкой социал-демократией, и завещание Маркса в применении к этой войне — более чем глупая шутка — это бессмыслица. Для Маркса все было обусловлено русской революцией. Все его исторические и политические перспективы были связаны одной оговоркой: "если тем временем не произойдет революция в России". Маркс верил в русскую революцию и ждал ее даже тогда, когда он видел перед собой крепостническую Россию. А теперь русская революция пришла. Она не победила с одного приема, но и ее уже нельзя уничтожить; она стоит в порядке дня, она понемногу крепнет снова. И вдруг неожиданно появляются немецкие социал-демократы с немецкими «прикладами», объявляют русскую революцию несуществующей, вычеркивают ее из истории. Они неожиданно вытащили старый счет 1848 года: "Да здравствует война против России!". Но в 1848 году в Германии была революция, в России же царила беспросветная реакция. В 1914 году, наоборот, Россия была революционна в своей глубине, тогда как в Германии царило прусское юнкерство. Не от немецких баррикад, как в 1848 году во времена Маркса, но из драгунских казарм, где их держал взаперти младший лейтенант, бросились немецкие "освободители Европы" к выполнению своей культурной миссии против России. Они бросились, сплотившись в единый народ вместе с прусским юнкерством, являющимся самой сильной поддержкой русского царизма. Дружески обнявшись с министрами и кенигсбергским прокурором — бросились они против царизма и стали разбивать «прикладами» черепа русских рабочих.

Не может быть более грубого издевательства над русской революцией и над завещанием Маркса, более кровавой шутки истории. Это наиболее темный эпизод политической тактики социал-демократии за время войны.

Один эпизод должен был особенно уяснить смысл освобождения европейской культуры. Неудобная маска очень быстро спала с лица империализма, фронт открыто повернулся против Франции и Англии. Одна часть партийной прессы также быстро проделала этот поворот. Она начала предавать всеобщему презрению вместо кровавого царизма-коварный Альбион с его духом наживы и освобождать культуру Европы уже не от царского, но от английского абсолютизма. Безнадежно-запутанное положение, в которое поставила себя партия, резче всего прояви лось в том, что лучшая часть партийной прессы, напуганная реакционным фронтом, старалась сдержать войну и связать главную ее цель с "завещанием нашего учителя"- т. е. с той фантазией, которую создала себе сама социал-демократия. "С тяжелым сердцем я должен был мобилизовать свою армию против соседа, с которым она так часто билась вместе на одном поле сражения. С глубоким, прискорбием я вижу разбитой дружбу, так верно хранимую Германией". Это было удобно, открыто и благородно. Социал-демократическая фракция и пресса перелицевали это в статью для Ново- Рейнской газеты. Но когда на смену риторики первых дней пришла грубая проза империализма, последняя слабая опора тактики немецкой социал-демократии распалась в прах.

VI