Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии

В качестве примера я спросил Дэна, считает ли он возможным, что когда — нибудь в будущем организация изменит свою точку зрения в связи со словами Иисуса о «роде сем» из Матфея 24 (я не сообщил им, что члены Руководящего совета Шредер, Кляйн и Сьютер в сущности предлагали внести изменения, которые передвинули бы начало «рода сего» с 1914 на 1957 год). Дэн ответил так: «Если в будущем организация сочтет нужным это изменить, тогда я это приму». Его ответ, хоть и не был прямым, показывал, что он признавал возможность изменении. Тогда я спросил его, считает ли он возможным изменение организацией учения о том, что Иисус Христос отдал свою жизнь как искупительную жертву за человечество. Он взглянул на меня и не ответил. Я выразил уверенность в том, что он не думает о подобной возможности, поскольку это учение твердо основано на Писании. Второе учение было «текущим толкованием», подвластным изменениям, и, конечно, находилось не на том уровне, что учение об искупительной жертве. Я рассматривал материал по вопросу о вышедших из организации и «Сторожевой башне» за 15 сентября 1981 года в таком же свете.

Тогда Дэн начал говорить о необходимости «быть смиренным», принимая Божьи указания. С этим я мог полностью согласиться и сказал, что они, несомненно, тоже считают, что люди, проповедующие смирение, должны прежде всего это смирение проявлять.

Опять же в качестве примера я привел группу беседующих людей. Один человек очень энергично высказывает свои взгляды по самым разным вопросам. Когда он замолкает, другой человек замечает, что полностью согласен с говорившим по нескольким моментам; но по отдельным вопросам, однако, он думает иначе и приводит причины этого. После этого первый говоривший призывает остальных изгнать этого второго из комнаты как неподходящую компанию — потому что тот не согласился с ним по всем пунктам. Кому, спросил я, необходимо научиться смирению? И вновь не получил никакого ответа. Спустя некоторое время разговор завершился, и они ушли.

В тот вечер ко мне зашел Питер, чтобы узнать, чем все закончилось. Ему было очень неприятно слышать о такой позиции по отношению ко мне, и он знал, к чему это могло привести. Он хотел, чтобы я помнил следующее: если я решу, что мне лучше не общаться с ним вообще, он меня поймет.

Я напомнил ему о случае, происшедшем однажды вечером около полутора лет назад, незадолго до того, как в мае 1980 года я отправился в Бруклин на свое последнее заседание Руководящего совета. Мы с ним были одни в машине. Я сказал ему, что мы с Синтией все обсудили и решили не возвращаться в Алабаму после заседания, а поехать домой к членам ее семьи. Я сказал, что не знаю, чем закончится заседание, возможно, «самым худшим», и не хотел создавать проблемы для него и его семьи[229]. Нам казалось, что, если мы поедем домой к родственникам жены, вероятность проблем для них будет меньше. Он ответил, что они очень хотят, чтобы мы вернулись, и рассчитывают на это. Я выразил ему свою признательность, но сказал, что у него большая семья — жена сыновья и дочери, братья и сестры, внуки и родственники жены, и все они Свидетели, — поэтому, если меня лишат общения, мое возвращение может принести им множество осложнений и неприятностей со стороны организации.

Он ответил так: «Я это понимаю, и не воображай, что я об этом не думал. Но между собой мы об этом поговорили и этот мост перешли. Мы хотим, чтобы вы вернулись несмотря ни на что».

Мне трудно выразить, как много эти слова значили для меня в тот момент. Я сказал Питеру, что не знаю, как мог бы поступить иначе теперь, когда мы поменялись местами. Я не мог быть на стороне тех, кто находил пороки в человеке, который просто действовал согласно своей совести в интересах истины и других людей.

После «исправительной» встречи с двумя старейшинами Ист — Гадсденского собрания мне никто ничего не говорил до тех пор, пока через несколько недель не приехал районный надзиратель Уэсли Боннер. Он попросил разрешения придти ко мне домой вместе с Дэном Грегерсоном. При этой встрече по собственной просьбе присутствовал еще один брат Питера — Том Грегерсон, второй из четырех сыновей в семье.

Разговор пошел по тому же предсказуемому руслу за исключением того, что районный надзиратель был склонен меня перебивать, да так, что мне, в конце концов, пришлось попросить его по крайней мере, как гостя в моем доме, ждать, пока я закончу предложение, а уж потом начинать говорить. «Исправление» опять было основано на «Сторожевой башне», а не на Писании. И снова, когда я спросил, действительно ли они считают Питера Грегерсона «развращенным» человеком, описанным в 1 Коринфянам 5, или «антихристом», о котором говорил апостол Иоанн, ни один из них ничего не ответил.