Кризис совести. Борьба между преданностью Богу и своей религии

Тот же стандарт, по которому организация осудила малавийские власти, несомненно, должен быть применен к самой организации. Если Руководящий совет, зная не только о том, что было сказано о правительстве Малави и его ответственности, но и о позиции организации в Мехико, на самом деле считало, что политика, примененная к братьям в Малави, была верной, тогда оно непременно должно было отвергнуть политику, принятую в Мехико. Чтобы поддержать жесткую позицию в Малави, Руководящий совет должен был быть твердо убежден в своей правоте, не иметь никаких сомнений о том, что это единственная позиция, которую может занимать истинный христианин и которая прочно основана на Слове Бога. Любое поощрение политики, практикуемой в Мехико, отрицало бы, что Руководящий совет в этом убежден. С другой стороны, если они (члены Руководящего совета) считали, что политика в Мехико, позволяющая людям полагаться на свою совесть в решении о приобретении воинского удостоверения (даже незаконным способом), была верной или хотя бы приемлемой, тогда они, конечно же, должны были предоставить малавийским братьям то же право решать в согласии с собственной совестью вопрос, в котором речь не шла ни о взятках, ни о незаконных способах, ни о подделывании документов. Поддержка и той и другой позиции, «отказ смотреть на происходящее», «одобрение молчанием», любой двойной стандарт, исходящий, возможно, из «боязни за свое положение», означал, что Руководящий совет идет по тому же пути, что и малавийские власти, от начала до конца.

Что же в действительности говорилось членами Руководящего совета на заседаниях, когда их вниманию были предложены сведения о ситуации в Мехико? Политика для Мехико была разработана, в основном, двумя людьми, но теперь о ней знал весь Руководящий совет[140]. Какую ответственность они чувствовали, как они реагировали на очевидное несоответствие между этой политикой и политикой в Малави?

Когда я об этом заговорил, то не услышал ни одного слова неодобрения или нравственного негодования от тех, кто так жестко и бескомпромиссно выступал против альтернативной службы. От тех, кто смело отвергал даже «намек» на компромисс, не прозвучало никакого призыва изменить существовавшую в Мехико политику. Хотя по Свидетелям Малави ударили третья и четвертая волна насилия (в 1972 и 1975 годах), я не услышал никакого выражения отчаяния по поводу несоответствия стандартов Малави и Мехико. Большинство членов, по всей видимости, считало, что можно принять политику Мехико и в то же время настаивать на совершенно ином стандарте для людей другой страны.

Еще раз повторяю, я не считаю, что все дело в личностях, в конкретных людях. Я пришел к выводу, что подобное мнение на самом деле является типичным продуктом любой структуры власти, которая подходит к христианству с точки зрения соблюдения буквы закона и, таким образом, позволяет людям, обладающим властью, видеть существующие двойные стандарты и не чувствовать при этом угрызений совести. К их чести, братья в Мехико были встревожены и обеспокоены, когда узнали о невероятных страданиях Свидетелей Малави, отказавшихся платить законным образом официальную цену за партийный билет правительства страны; ведь в то время они сами незаконным образом при помощи взяток приобретали воинские удостоверения. Однако «верхушка» — люди в так называемой «башне из слоновой кости», — казалось, были до странности нечувствительны к таким переживаниям, не понимали, что эти двойные стандарты делали с людьми. Я думаю, что это тоже — один из продуктов системы, и это одна из причин, по которым лично мне эта система кажется отвратительной.

К осени 1978 года всем членам Руководящего совета было известно о политике в Мехико. Почти год спустя, в сентябре 1979 года, Руководящий совет возобновил обсуждение неразрешенного вопроса об альтернативной службе. На этот раз внимание к вопросу привлекло письмо из Польши.