Читаем Кризис среднего возраста полностью

Три раза в неделю один из претендентов дожидался Иру у конечной остановки автобуса №10. Ждали по очереди! Ее, возвращавшуюся поздно вечером из музыкальной школы, кавалер провожал до дома, стискивая запотевший самодельный кастет.

Двое молодцов караулили друг друга, бросали друг на друга свирепые взгляды: не дай бог, благосклонность Ирины качнется в сторону соперника! Мечта о свидании с дамой сердца, о первом поцелуе сводила с ума обоих. Словом, на глазах всего класса разворачивался роман – и не просто разворачивался, а приближался к кульминации.

Класс, особенно его мужская половина, разделился на две неравные части, болевшие за героев-соперников. Большинство ребят болело за Володьку Кирсанова. Все-таки Володька был сыном дипломата, владел шикарной коллекцией виниловых пластинок – рок, поп и всё, что душа пожелает. А еще у него водились жевательная резинка и заграничные сигареты. За Пашку болела в основном другая аудитория: простые парни, пацаны из его двора.

По телевизору показали несколько серий фильма о трех мушкетерах с Михаилом Боярским в главной роли. Романтическая картина придала новый оттенок соперничеству двоих из седьмого «А». Отсюда и пошло подражание мушкетерам.

Стремясь подражать ловкому фехтовальщику д’Артаньяну, благородные соперники записались в секцию фехтования. Каждый вечер после уроков оба шли в школьный спортивный зал, надевали защитные маски и яростно сражались на рапирах, постигая мушкетерскую науку. Тренер Иваныч успел показать им немного: так, пару-тройку приемов на рапирах. Пока мальчишки их отрабатывали, он напевал припев из понравившегося фильма:

Пора-, пора-, порадуемся на своем веку

Красавице и кубку, счастливому клинку!

Пока-, пока-, покачивая перьями на шляпах,

Судьбе не раз шепнём: «Мерси боку!»

А потом Иваныч ушел в запой. Зная, что пить будет не меньше двух недель, он сообщил Володе и Паше, где хранится ключ от кладовки со спортивным инвентарем. Впрочем, это и без него все знали.

С тех пор все вечера у обоих были заняты, и все проходили при Ирочке.

Когда занятий в музыкальной школе не было, Ирина охотно шла вечером в компании соперников-ухажеров в спортивный зал. Там она наблюдала за опасными спортивными поединками, которые в любой момент грозили перейти в мордобой – настолько накалились страсти. Нельзя сказать, что Ира не понимала этого. В свои юные годы она оказалась натуральным живым громоотводом, по очереди одаривая знаками внимания обоих самодеятельных мушкетеров. Ловя ее взгляды, они делались на минутку счастливыми. Помня о галантности мушкетеров, целовали даме ручку, а затем до хрипоты спорили, кому сегодня будет принадлежать носовой платок Первой Школьной Красавицы.

Разгоряченные после поединка парни умывались в туалете: смывали пот с лиц, глотали ледяную воду из-под крана. Осенью температурные контрасты только бодрили обоих, но позднее, перед Новым годом, когда грянули трескучие морозы, когда термометр показывал минус 25 градусов, организм Паши Перышкина не выдержал. «Мушкетер» свалился с ангиной, от которой недалеко было до воспаления легких.

Болеть он не умел. Не хватало ему и самодисциплины. Постоянно кашляя, жалуясь на высокую температуру, он, однако, не слушал родителей, не выполнял наставления врача и практически не лечился. Вдобавок этот больной еще и покуривал дома в приоткрытое окно. В конце концов он попал в больницу с подозрением на двустороннее воспаление легких. Там режим и дозы антибиотиков сделали свое дело: пациент пошел на поправку.

Две с половиной недели провел Павел в больничной палате. Больница стала для него словно тюрьмой. Ему даже снились кошмары: вот его дама сердца целуется с Володькой, вот он несется к ним, целующимся, кричит, прямо-таки вопит, но они будто не слышат… А он все ближе… Но что-то происходит с его телом, оно не подчиняется больше командам мозга, он, словно в замедленной съемке, пытается ударить соперника, но вместо удара его рука сминается, как пластилиновая, а из головы сыплется труха, как у сказочного Страшилы… От ужаса он снова вопил, однако из горла доносилось лишь сипение.

К выздоровлению Павел сильно похудел, черты его лица заострились. Казалось, даже отношение его к жизни переменилось: в глазах, прежде добродушно-снисходительных, неожиданно для одноклассников возник какой-то злой огонек.

И этот злой огонёк таился до поры до времени. С особенной силой он вспыхнул в один недобрый час. Проходя по школьному коридору, Паша вздрогнул: в группе хохочущих одноклассников вдруг просклоняли его фамилию. Он мигом выхватил взглядом в центре собравшихся Володьку Кирсанова. Прозвучала и фамилия дамы сердца. А дальше Володька от описания свидания перешёл к смакованию прелестей Ирочки Травкиной. Прелести эти он якобы нащупал вечерком в кинотеатре.

Кровь бросилась в лицо Паше. Он растолкал тех, кто окружал рассказчика, не видя их лиц. Видел он только одно лицо. Схватив соперника за ворот рубашки, толкнув его к стене, он закричал:

– Врешь, сволочь! Ты все придумал! Не было у тебя ничего с Ириной!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное