Читаем Кризис средневековой Руси 1200-1304 полностью

Автор точно и подробно характеризует вновь образовавшиеся феодальные княжества: Киевское, Черниговское и др. Однако он совершенно не задается вопросом, какой стадии феодализма соответствовала раздробленность. Пожалуй, не стоило бы об этом и говорить (вопрос достаточно подробно освещен в советской литературе), если бы от ответа на него не зависела общая оценка изучаемой эпохи. Новейшие исследователи (В. Л. Янин, В. Б. Кобрин) к XII в. относят формирование вотчинного землевладения (в Новгороде — к XII–XIII вв., в Ростове и Владимире — к середине — второй половине XII в., в Галицко-Волынской Руси — ко второй половине XII в. — началу XIII в. [53]очевидно, этот процесс складывания вотчинного землевладения, пока еще незначительный по масштабам, и был одной из основ углубляющейся феодальной раздробленности[54]. В политической сфере он привел к образованию такого органа, как совет при князе [55] — зародыша будущих дум.

Из изложения профессора Феннела явствует, что наступление эпохи феодальной раздробленности он и считает кризисом — кризисом княжеской власти, притом не всякой, но центральной власти киевского князя. Однако в Германии, во Франции, в Испании, на Руси раздробленность — естественная стадия развития феодализма, время бурного роста и даже расцвета местных центров, с их неповторимым своеобразием культуры и спецификой внутриполитических отношений [56].

Желание заменить историю страны, народа историей государства, реализованное в концепциях государственной школы (К- Д. Кавелин, С. М. Соловьев, Б. Н. Чичерин), необходимо требовало признания единственно правильным порядком эпохи наибольшего усиления государства, т. е. периода централизации власти, и вело к недооценке федеративной политической организации, раздробленности. Эта точка зрения — обычный взгляд европейца, обожествляющего государственную машину. Ее разделял и знаменитый английский историк А. Тойнби, называвший 1075–1475 гг. «эпохой беспорядка», или «смутным временем» (the time of troubles) русской истории[57]. Столь же необоснованно пренебрежительный взгляд на Русь XII–XIII вв. как на «множество самостоятельных полугосударств» был сформулирован в замечаниях Сталина, Жданова и Кирова на конспект учебника по истории СССР (1934)[58]. Советская историография конца 20-х — 30-х годов развивалась в условиях, когда термин «феодализм» приобрел дополнительную негативно-политическую окраску: ЦК ВКП(б) вел критику троцкистской теории «военно-феодальной эксплуатации крестьянства»[59]; в резолюциях ЦК «единая Централизованная партия» противопоставлялась «бесформенному конгломерату, состоящему из феодальных княжеств», а распад монолитной большевистской партии приравнивался к «партийному феодализму» (1929)[60].

Определение русских княжеств как «полугосударств», сведение исторической роли феодальной раздробленности лишь к созданию «предпосылок для образования централизованного государства»[61]и итоги экономической дискуссии 1951 г., в которой земельная собственность при феодализме односторонне оценивалась лишь как вещное богатство, собственно имение, — историографические мифы, до сих пор тормозящие изучение истории XII–XIII столетий.

Дж. Феннел, описывая эпоху феодальной раздробленности на Руси, находится в явной зависимости от господствующих концепций нашей историографии и, кроме того, воспроизводит схемы английской исторической науки, называющей кратковременный период раскола Англии в царствование Стефана Блуаского (1135–1154) феодальной анархией, причины которой некоторые исследователи видят в запутанности феодально-династических и семейных отношений[62].

Был ли XIII в. кардинально отличен от второй половины XII в., настолько отличен, чтобы можно было говорить о кризисе? Накануне монгольского нашествия формировалась система вассалитета русских князей. Об этом свидетельствует изменение значения традиционного термина «наделок» (его основное значение — часть приданого или наследства). Под 1195 г. в Ипатьевской летописи рассказано о конфликте Всеволода Владимирского с Рюриком Киевским, который отдал города Торческ, Треполь, Корсунь, Богуславль и Канев князю Роману, но потом по требованию Всеволода Большое Гнездо отнял у него и передал Всеволоду, «старшему во Владимире». Торческ получил зять Всеволода — Ростислав, сын Рюрика. В ответ на это оскорбленный Роман вступил в союз с Ольговичами в Ярославле, Всеволодичами — в Чернигове и Казимировичами — в «Лясех» (Польше). Ничего не добившись силой, Роман пришел с повинной к Рюрику, который согласился «отдать» его вину, «принять», «отвести ко кресту» и дать «наделок»[63]. Эпизод весьма показательный с нескольких точек зрения: он свидетельствует о заинтересованности владимирского князя в поднепровских городах, о складывании системы вассалитета между князьями (владимирский князь и Ростислав, киевский князь и Роман), причем вассалитета, не ограниченного пределами одного княжения, о появлении земельного княжеского лена под традиционным названием «наделок»[64].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука