Кризис жанра

— Женя, ты там береги себя, — прошептала она, — в городе сейчас просто волна насилия идет! В новостях передавали только что, будто за городом разборка была. Поймали шестерых. Все с оружием. А вчера какая-то сумасшедшая сектантка бегала по городу с бомбой и пистолетом. Напала на каких-то бандитов, собиралась их взорвать, потом передумала, сделала им уколы неизвестным медицине препаратом.

— Да, куда катится мир, — протянула я, потом спохватилась: — Тетя, ты сказала — шестерых поймали?

— Шестерых. Да, я точно помню. А что? — не поняла тетя Мила.

— Так, ничего, — пожала я плечами, а сама подумала, что кто-то из бандитов сбежал. Это либо кавказец, либо бритый. Слабо я их стукнула! Надо было им ноги прострелить.

Тетя стояла и смотрела на меня, скрестив руки на груди, словно провожала на войну.

— Вот, подаришь это Александру, — проговорила я, протянув тете медальон на цепочке, в котором был сокрыт маячок, — и скажешь, что он волшебный.

— Хорошо, подарю, — кивнула она.

— Ладно, пойду, — хрипло сказала я. В горле вдруг запершило. Открыв дверь, я вышла, слушая, как тетя закрывает ее за мной.

Глава 7

Большие старинные часы на полке декоративного камина у стены гостиной мерно тикали, отсчитывая время разговора. Глазами, полными слез, Алла Осиповна смотрела на краснеющие в камине поленья и синеватые язычки пламени, проскакивающие между ними. Ей было за шестьдесят, но множественные пластические операции, спонсируемые покойным сыном, снизили ее возраст лет на пятнадцать, сгладили черты лица, придав ему странную кукольность. Завитые осветленные волосы золотыми колечками ниспадали на шелковый халат, и я все гадала — парик это или волосы натуральные.

— Что вам еще надо? — сглотнув, спросила она. — Извините, мне трудно говорить.

Данная фраза повторялась уже раз двадцать. Остальной же разговор больше напоминал бессвязный бред, пересказ обрывочных воспоминаний, выслушивание которых мне ничего ровным счетом не дало. Задаваемые мною вопросы так и оставались без ответа. Раздумывая, стоит ли продолжать бесполезную дискуссию, я все же спросила:

— Алла Осиповна, а у вас с мужем были когда-нибудь серьезные конфликты? Ведь он вел разгульную жизнь.

— Да, да, — рассеянно кивнула женщина, — вино, девочки, гулянки, сауны. Он говорил, что это требуется для поддержания имиджа. — Внезапно она перескочила на другую тему: — Глеб же всегда мечтал о сыне, и не получалось. Потом, когда родился Иван, он был так счастлив! Но счастье не может длиться вечно. Его убили из-за этих проклятых денег, а мы с Иваном остались одни. Эдик стал мне помогать. Иван не одобрял наших отношений. И снова словно рок какой-то. Эдика избили и сделали инвалидом какие-то подонки. Я грешила на Ивана. Ведь он, как и Глеб, связался с бандитами. Но он мне поклялся, что непричастен.

— А кто такой Эдик? — насторожилась я. Мною были проверены все знакомые Глеба по криминальному миру. Эдиков среди них не было, я помню точно.

— Это друг детства Глеба, — пояснила Алла Осиповна, — он к нам иногда заходил. Они с Глебом в шахматы играли. Живет здесь недалеко, работает на вагоностроительном конструктором.

— Адресок можно, это мне здорово может помочь, — проговорила я вкрадчиво, держа наготове блокнот.

— Калининская, дом семь, квартира двенадцать, на четвертом этаже, Эдуард Николаевич Фирсов, — ответила Алла Осиповна не задумываясь.

«Чего это она так хорошо знает адрес друга детства своего погибшего более десяти лет назад мужа, учитывая, что это он приходил к ним, а не они к нему?» — подумала я и спросила:

— Вы, Алла Осиповна, навещаете Эдуарда, верно?

— Иногда, очень редко, — вздохнула она, — смотреть на человека без обеих ног — занятие не из приятных. — Тут она опять расплакалась. Вопрос о внебрачных детях так и не слетел с моих губ.

— Я лучше зайду попозже, — сказала я, поднимаясь с кресла. Алла Осиповна не прореагировала. Тогда я сказала громче: — Проводите меня до двери!

Рыдания оборвались. Она непонимающе посмотрела на меня:

— Вы что-то сказали?

— Меня срочно вызывают, я ухожу, — спокойно ответила я. — Закройте, пожалуйста, за мной дверь.

Смысл сказанного дошел до Аллы Осиповны не сразу. Поняв, чего от нее хотят, женщина встала, сделала шаг и чуть не упала, покачнувшись. Я поддержала ее под руку, довела до двери и даже помогла открыть. На лестничной площадке я вызвала лифт, а затем, не дожидаясь его, побежала вниз по лестнице с седьмого этажа четырнадцатиэтажного элитного дома. Сработал выработанный годами инстинкт, что лифт — источник повышенной опасности и спускаться на нем можно только в крайних случаях, когда другие пути представляют еще большую опасность либо заблокированы.

Ровно через семь минут я стояла перед дверью Фирсова и давила на дверной звонок.

Дверь долго не открывали. Потом послышались шорохи. Скрипучий голос осторожно спросил из глубины квартиры:

— Кто там?

Я представилась следователем. Это возымело магическое действие. Запертая дверь тут же отворилась передо мной, а голос сказал:

— Входите.