Кризис жанра

— Она отказывалась, не хотела, — пожаловался Александр на Агееву, — сказала, что вам так много не нужно, у вас даже дома положить столько некуда.

— Не волнуйся, я найду место, — пообещала я, не в силах прекратить улыбаться. Пораженная временным помешательством, тетя Мила трясла меня за плечо, шепотом требуя повторить, что я говорила про деньги.

— Я же тебе обещал, Женя, — напомнил мне Александр. — Когда тетя не соглашалась, я сказал, что убегу. Она поплакала, а потом согласилась. Потом мы на почте отправляли сундучок. Она открыла его и забрала две вещи, сказала, что тебе они не понравятся.

— Вот, блин, — процедила я сквозь зубы, представляя два огромных рубина, похищенных коварной Алисой Юрьевной, — остальные-то отправили?

— Да, целый сундучок. Там еще полно, и остальные даже красивее, чем те… — заверил Александр. Он рассказал мне немного о жизни в Бразилии. Поведал о карнавале в Рио, на котором они были с тетей. Потом связь прервалась. Видимо, закончились деньги на счете.

— Ну, говори, говори! — затормошила меня тетя Мила, словно заправский следователь, выбивающий показания у мелкого воришки.

— Да что говорить! — воскликнула я, слабо сопротивляясь. — Сказал, что выслал мне миллион.

Во входную дверь позвонили. Я напряглась, останавливая тетин рывок в прихожую.

— Я сама открою.

— Давай открывай, — согласилась тетя. На вопрос: «Кто там?» из-за двери ответили, что принесли перевод, надо расписаться. С радостно колотившимся сердцем я распахнула дверь. В рукаве правой руки для броска был приготовлен нож «Пиранья».

Женщина лет пятидесяти с пучком волос на затылке, одетая в тонкую плетеную кофточку изо льна, темную юбку, белые босоножки, протянула мне извещение и велела за него расписаться. Ножа она не заметила — я успела его спрятать.

Первым делом я взглянула на сумму. Миллионом там и не пахло. Убитая горем, я вернулась на кухню к тете Миле.

— Ну что, пришел перевод от Александра? — спросила она нетерпеливо. Я бросила ей извещение, пояснив:

— Наверно, он просто не умеет считать. Десять тысяч рублей посчитал за миллион долларов! Куда на такие деньги поедешь — в деревню?!

— Просто его тетя слишком хорошо считает. Он не виноват, — не согласилась со мной тетя Мила.

— Вот так разрушаются мечты! — воскликнула я, с досадой хватив кулаком по столу.

— Ну, не расстраивайся, Женя. Давай я тебе абрикосового компотика налью, — попыталась смягчить удар тетя Мила. — Если деньги достались слишком легко, то они обычно не приносят счастья. Надо трудиться…

— Может, в сундучке будет что-то путное, — задумчиво проговорила я, пропуская мимо ушей ее философские рассуждения. Я вскочила из-за стола. — Съезжу на почту сейчас, иначе к вечеру меня разорвет от любопытства.

— Если хочешь, поехали сейчас, — пожала плечами тетя Мила. Наспех собравшись, мы поехали на почту. Как назло, перед окошком, где получали посылки, стояла небольшая очередь. Ожидание показалось мне вечностью. Наконец, вот она, посылка из Бразилии! Работница почты взгромоздила оклеенный всевозможными ярлыками ящик на стойку. Из него была извлечена картина — «поздний Корноухов, начало двадцать первого века». На картине был изображен пейзаж океанского побережья, пальмы и я с развевающимися волосами, в испанском платье. Вслед за картиной была извлечена искусно сделанная игрушка — красивая зеленовато-черная обезьянка с белым пушистым кончиком хвоста и красной мордочкой. И, наконец, появился «сундучок с драгоценностями», внутри которого оказались разноцветная морская галька и ракушки, собранные Александром на берегу.

— Все же он умеет делать сюрпризы, — улыбнулась тетя Мила, глядя на ракушки.

— За сегодняшний день этот засранец мне все нервы истрепал! — воскликнула я, выходя из помещения почты.

— Можно посмотреть на это с другой стороны, — предложила тетя, садясь в машину. — С деньгами Александра возможно многое. Тетя даже может устроить для него художественную выставку. Картины тогда взлетят в цене, а у тебя их — целая пачка. — Она запустила руку в сундучок с ракушками и галькой, зашелестела бумагой. — Знаешь, я видела такую ерунду в магазине. Эти ракушки тоже немало стоят. Вот эта, — она поднесла к моему носу небольшую ракушку, ощетинившуюся во все стороны треугольными зубцами, — я точно помню, стоит полторы тысячи рублей.

— Да ну! — приободрилась я. — А камни сколько?

— Десять рублей кучка, — хихикнула тетя Мила и подсунула мне обезьянку: — Смотри, какая симпатяжка.

— Ой, убери, — отмахнулась я, заводя двигатель. — Едем домой, будем ждать, когда Сашкины картины поднимутся в цене.

— Женя, а что ты собираешься делать с переводом? — поинтересовалась тетя Мила.

— Уж точно не выброшу, — пробурчала я. — Съезжу куда-нибудь в Египет отдохнуть на недельку, шиковать не буду.

— Да тут и не на что. На двоих сущая ерунда получается, — поддакнула тетя Мила. — И знаешь, Женя, Египет — это сейчас неактуально. Знакомые сказали Марии Александровне, что в Индии просто чудесно в это время года. Ганг, развалины храмов, слоны…

Ничего не говоря, я покосилась на тетю. Что это она еще удумала?