… 6…Политическая жизнь в России сегодня далека от традиционных западных моделей, но близка современным западным моделям… Главным признаком российской политики является практически полное отсутствие социально-слоевой идентификации политических партий. Многочисленные попытки отдельных партий и лидеров установить предполагаемую классическими политологическими учениями “принципиальную координацию” между партией с ее доктриной и соответствующим социальным слоем многократно и красноречиво проваливались. Рабочие отказываются идти в лоно социал-демократии, промышленники не поддерживают ни гайдаровскую партию, ни партию экономической свободы, которые собственно для них и создавались. Нет партии рабочих и партии крестьян, нет партии бедных и партии богатых.
Формирование блоков и движений регулируется не социальной (социальнослоевой) близостью участвующих партий, а именно актуальными политическими темами, по которым может возникнуть временная общность целей, и конкретными политическими ситуациями. Социально обусловленной идиосинкразии политиков разных ориентаций не возникает. И это не неразборчивость и беспринципность, как о том любит шуметь пресса, а принципиальная характеристика политики, в корне изменившейся вместе с ликвидацией и очевидной бесперспективностью восстановления традиционной классовослоевой структуры общества…
Все эти факты приводятся здесь для того, чтобы показать: Россия в результате начавшихся в 1985 году медленно и мучительно развивавшихся реформ, перешедших впоследствии в революционные по масштабам и стилю изменения, отнюдь не вернулась в собственное, досоветское, или буржуазное, характерное для середины века, прошлое, а естественным образом перешла в характерное для современных западных стран «постклассовое» состояние» [66].
Не будем спорить о том, «естественным» ли образом Россия «перешла в характерное для современных западных стран состояние» и действительно ли состояние, в которое перешла Россия, «характерно для западных стран». Трудно согласиться и с тем, что «необходимость борьбы за выживание обогащает жизненно-стилевой репертуар индивидов». В начале 1990-х годов 12 млн рабочих и инженеров сотни отраслей промышленности с их разными культурными стилями превратились в мелочных торговцев с их стереотипными стилями. А всего за годы реформ около 20 млн человек прошли через тюрьму — вот уж где единообразие стиля.
Но это и назовем «перегибанием палки». Главное — многие отмеченные автором явления внешне схожи с тем, что наблюдается на Западе. Для изучения «своих» явлений социологи Запада не обращаются ни к Марксу, ни к фон Хайеку, они создают методы, адекватные социальным процессам начала XXI века. Так же должны поступать и мы, а не копаться в учебниках Келле и Ковальзона.
Для нас также полезно данное Л.Г. Иониным описание процесса дезинтеграции российского общества, рассмотренного через призму социологии культуры. Он пишет:
«Гибель советской моностилистической культуры привела к распаду формировавшегося десятилетиями образа мира, что не могло не повлечь за собой массовую дезориентацию, утрату идентификаций на индивидуальном и групповом уровне, а также на уровне общества в целом…
Болезненнее всего гибель советской культуры должна была сказаться на наиболее активной части общества, ориентированной на успех в рамках сложившихся институтов, т. е. на успех, сопровождающийся общественным признанием. Такого рода успешные биографии в любом обществе являют собой культурные образцы и служат средством культурной и социальной интеграции. И наоборот, разрушение таких биографий ведет к прогрессирующей дезинтеграции общества и массовой деидентификации.
Наименее страдают в этой ситуации либо индивиды с низким уровнем притязаний, либо авантюристы, не обладающие устойчивой долговременной мотивацией… Авантюрист как социальный тип — фигура, характерная и для России настоящего времени» [65].
Здесь мы не будем обсуждать культурологическую модель обретения новых идентификаций атомизированными личностями кризисного общества, которую развивает Л.Г. Ионин. Наша тема — дезинтеграция общностей, а также выявление и диагностика тех, которые сохранились, хотя бы и в сильно разрыхленном состоянии, и нарождаются в новых условиях.
Первая задача — найти параметры, индикаторы и критерии, по которым можно было бы структурировать массу населения России в общности. Понятно, что все члены «воображаемого сообщества» жителей России связаны между собой большим числом связей.15
Каждый гражданин РФ связан со всеми остальными связями общего гражданства, он «собран» с ними на общей территории, замкнутой общими границами, общим языком, хозяйством и валютой — список можно продолжить. Это — общий фон, на котором надо обнаружить особые сгустки человеческих связей и отношений, они и есть искомые общности. В зависимости от разрешающей способности наших инструментов мы можем разглядеть сгустки больших или меньших размеров и плотности.