Кризисное обществоведение. Часть 2

А. Турен в своей драматической по выводам работе писал: «Для предотвращения варварства социальная теория и социальное действие в равной мере апеллируют к способности создать и воссоздать узы, которые могут быть и узами солидарности, и узами регулирования экономики» [143].

Лекция 9 Социокультурные общности. Часть 3

Эта незапланированная лекция дополняет две предыдущих. В принципе, судьбу других больших общностей можно было бы представить, следуя методологической цепочке, предложенной ранее. Были даны общие суждения социологов, предварительные учебные вводные (на примере научного сообщества), а затем описание дезинтеграции общности рабочих. Но здесь стоит помочь самостоятельным рассуждениям, приведя краткие фактические сведения и дополнительные замечания.

Снова стоит напомнить, что сейчас мы обсуждаем дезинтеграцию больших общностей post factum. Их уже не существует в российском обществе. Но для кризисного обществоведения необходимо описание процесса дезинтеграции, поскольку «сборка» и воспроизводство новых общностей требует знания о внутренних связях. Это знание достигается анализом поломок и разрушений. В технике это удается при изучении аварий или при экспериментах, в обществе — при изучении социальных катастроф как «незапланированных экспериментов». Состояние общества в 2008 году исследователи его структуры характеризуют так: «Современную социальную структуру российского общества нельзя рассматривать как стабильное устойчивое явление. Появившиеся различные формы собственности привели к рождению новой социальной структуры с новыми формами социальной дифференциации. Основной характеристикой современного российского общества является его социальная поляризация, расслоение на большинство бедных и меньшинство богатых…

Формируется класс собственников, расширяются средние слои. Появился слой менеджеров, гастарбайтеров, маргиналов, бедных. Россия активно включается в процессы “глобализации”, порождая различные “гибридные практики” и “кентавризмы”… Регионализация и анклавизация в настоящее время — существенная характеристика всей социально-экономической и политической жизни страны. Поэтому важнейшая задача — изучение отдельных слоев и групп со всей системой социальных конфликтов и противоречий в различных регионах страны, резко различающихся между собой по многим экономическим и социально-культурным показателям» [38].

Здесь кратко опишем процесс дезинтеграции трех больших общностей за последние 25 лет.

Крестьянство

Второй по величине, после рабочего класса, общностью, унаследованной РФ от советского общества, было крестьянство. Оно считалось классом, хотя признаков «классовости» в нем было еще меньше, чем в «рабочем классе». Но это уже несущественно. Иногда уточнялось: колхозное крестьянство, т. е. общность, сформировавшаяся в конкретной социальной форме колхоза, возникшей в СССР 30-х годов XX века. После войны за 30 лет было произведено постепенное укрупнение колхозов, и они из небольших кооперативов жителей одной деревни превратились в многопрофильные крупные предприятия с высокой концентрацией кадров специалистов и техники.

Строго говоря, в общность «крестьянство» включались и работники совхозов, которые по своим социальным и культурным признакам в 1980-е годы уже мало отличались от колхозников. И те и другие жили в сельской местности (в селах и деревнях) и трудились на крупных сельскохозяйственных предприятиях. В 1989 году в СССР действовало 23,5 тыс. государственных предприятий (совхозов) и 27,9 тыс. кооперативных предприятий (колхозов). В совхозах работало 11 млн и в колхозах 11,8 млн человек. Имелись также межхозяйственные предприятия и организации (6,6 тыс., 327,8 тыс. работников). Примерно половина этой общности жила и трудилась в РСФСР.28

Судьба этой общности после 1991 года, в принципе, схожа с судьбой рабочего класса, хотя во многих отношениях тяжелее. В 2008 году член Совета Федерации РФ С. Лисовский сказал: «Мы за 15 лет уничтожили работоспособное население на селе». Надо же вдуматься в эти слова! Уничтожили…

Начнем с удара, который был нанесен по общности крестьян «в дискурсивно-символическом аспекте». О.А. Кармадонов пишет:

«В худшей [чем рабочие] ситуации оказались крестьяне. В 1984 году группа занимала в медийном дискурсе «АиФ» 11 и 13% по объему и частоте упоминания соответственно. После повышения обоих распределений до 16 и 14% соответственно в 1989 году, что было связано с надеждами на развитие фермерских хозяйств и спорами о приватизации земли, показатели не поднимались выше 4% (2001 г.), а в 2008 году составили менее 0,3% по обоим критериям.

Доминирующая триада 1984 г. — “труженики”, “успешные”, “работают”, в 2003 г. приобрела вид “селяне”, «нищие”, “деградируют”, в последующие годы меняясь мало. Крестьяне, как и рабочие, вытеснены в социальную тень и характеризуются негативными символическими образами…