- Я должен вернуться в лагерь, - пробормотал он. - Пибоди, дела обстоят из рук вон плохо. Матросы разговаривали с местными жителями. Один из членов вашей команды уже бежал, и мне кажется, Хасан сомневается, что сумеет удержать остальных. Он, конечно, в этом никогда не признается...
- Да, я почувствовала, на судне что-то не так. Но вам нельзя терять время, Эмерсон! У меня сердце не на месте из-за Уолтера. Идите же!
- Вы не забудете то, о чем я говорил вчера вечером?
- Нет.
- И будете действовать согласно моим указаниям?
- Да.
Солнце палило нещадно - навес над верхней палубой был убран. По лицу Эмерсона стекали струйки пота.
- До чего же невыносимое положение! - воскликнул он. - Амелия, поклянитесь, что вы сделаете все так, как я сказал. Не станете испытывать судьбу и подвергать себя опасности...
- Я же сказала, что не буду! Вы что, не понимаете английского языка?
- Господи боже! По-моему, это вы не понимаете, Пибоди! Неужели вы не сознаете, что нет другой такой женщины, которой бы я...
Эмерсон осекся. С дальнего конца палубы, сунув руки в карманы и беззаботно насвистывая, к нам приближался Лукас. До моих ушей долетела мелодия "Правь, Британия".
Эмерсон прожег меня пристальным и непонятным взглядом, затем, не сказав больше ни слова, повернулся и бросился к лестнице, ведущей на нижнюю палубу.
Меньше всего на свете мне сейчас хотелось выслушивать светскую болтовню Лукаса, а потому я поспешила за Эмерсоном. Но внизу я его не обнаружила, должно быть, он уже со всех ног мчался к лагерю. По какой-то загадочной причине щеки у меня горели, а в ушах звучала довольно легкомысленная мелодия. Наверное, всему виной жара, и я просто слегка перегрелась на солнце.
В темном и узком коридорчике я со всего маху налетела на Эвелину.
- Амелия, - воскликнула она, - я только что видела в окно мистера Эмерсона! Он уходит, Амелия! Он возвращается без нас. Останови его, прошу, я должна быть там...
Эвелина попыталась проскочить мимо меня, но я ухватила ее за руки и, с отвращением вспомнив о неприглядной роли, которую мне предстояло сыграть, навалилась всем телом и прижала к переборке.
- Ох, дорогая, что-то мне не по себе, - лицемерно и, по-моему, не слишком убедительно простонала я. - Кажется, мне стоит прилечь...
Доверчивая Эвелина с готовностью проглотила наживку. Она отволокла меня в каюту (я старательно изображала паралич нижних конечностей), уложила на койку и расстегнула платье. Попытавшись сделать вид, будто вот-вот потеряю сознание, я закатила глаза и задержала дыхание. Хотела было для вящей убедительности вывалить язык, но в последнюю секунду опомнилась - где это видано, чтобы обморочные девицы вываливали язык, это уж, скорее, удел повешенных. Но у бедной Эвелины даже мысли не возникло, что я прикидываюсь. Она усердно старалась привести меня в чувство, энергично тыча в нос какую-то пахучую гадость. Я задохнулась, дважды чихнула и крикнула:
- Убери это! А то у меня сейчас голова оторвется!
- Тебе уже лучше, - серьезно сказала Эвелина. - Ты снова кричишь. Тебе правда лучше, Амелия? Я могу оставить тебя на минутку? Догоню мистера Эмерсона и попрошу его подождать...
Я с тяжелым стоном рухнула на подушку.
- Нет, я не могу идти, Эвелина. Считаю... считаю, что должна остаться здесь на ночь. Разумеется, - коварно добавила я, скосив глаза на Эвелину, если ты полагаешь, что должна вернуться... и оставить меня одну, я не стану тебя удерживать.
После чего быстро смежила веки, продолжая сквозь ресницы наблюдать за Эвелиной. На лице подруги отражалась такая борьба, что я почувствовала себя Иудой. И едва не уступила. Но затем вспомнила странный взгляд Эмерсона и его загадочные слова: "Нет другой такой женщины, которой бы я..." Интересно, что он хотел сказать? "Которой бы я доверял так, как доверяю вам"? Неужели, если бы Лукас нам не помешал, упрямый Эмерсон признал бы во мне ровню?! Если так, а другого варианта мне на ум не приходило, я не могу отступить после такой похвалы. Надо же, высокомерный женоненавистник превратился во вполне приличного человека, который признает за женщиной (в моем скромном обличье) положительные качества... Нет, если приходится выбирать между Эвелиной и Эмерсоном, а точнее, между Эвелиной и моими принципами, то я должна предать Эвелину. Ради ее же блага!
И все же я чувствовала себя неуютно, наблюдая за душевными страданиями подруги. Эвелина так крепко сцепила руки, что костяшки пальцев побелели, но, когда заговорила, голос ее звучал смиренно:
- Конечно, я останусь с тобой, Амелия. Как ты могла предположить, что я поступлю по-другому? Возможно, сон в спокойной обстановке и в самом деле поможет тебе.
- Не сомневаюсь, - пробормотала я, не в силах лишить подругу этого утешения.
Эвелина и не предполагала, какая ночь меня ждала!