Крокодилий сторож

– Еще нет. У нас есть доступ к профилю, но мы не можем его контролировать, пока кто-то залогинен в системе как Юлия Стендер. Мы надеемся вскоре получить ответ от команды Инстаграма. С ними можно связаться исключительно по электронной почте, даже если ты из полиции.

Йеппе склонился над ней и посмотрел на темную фотографию: из тени выступала бледная кожа, обнажая творение, навевающее жуть. В непосредственной близости от изуродованного лица красовались снимки улыбающейся Юлии, полной жизни. Ее юная задорная улыбка делала контраст почти невыносимым.

– Это, должно быть, человек, которого вы ищете, он загрузил это фото. Посмотри на ковер, он из квартиры на Клостерстреде, и, если только кто-то не проскользнул туда после убийства, чтобы сделать этот снимок, что я лично считаю немыслимым, то это преступник.

Йеппе придвинулся ближе.

– Но зачем выкладывать фотографию жертвы в ее собственном профиле на Инстаграме? Что ему от этого?

– Откуда мне знать? Рискованный способ похвастаться своими достижениями.

– Нельзя проследить, откуда пришло изображение?

– При загрузке через мобильный сервер – нет. Как тут проследишь? Не понимаю, почему Инстаграм до сих пор не заблокировал профиль.

Она неожиданно ударила кулаком по столу рядом с клавиатурой. Йеппе подскочил.

– Если через четверть часа я не смогу сделать резервное копирование и закрыть профиль, придется звонить за помощью в НЦБК.

– Наверняка сможешь, Сайдани.

НЦБК, или Национальный центр по борьбе с киберпреступлениями, являлся отделом Департамента по борьбе с мошенничеством и специализировался на компьютерной преступности.

– Ты не видела Каролину Боутруп?

– Они с матерью сидят в столовой, – ответила Сайдани, по-прежнему не отрываясь от экрана.

По пути в столовую Йеппе зашел к себе, чтобы проверить автоответчик. Он стер все сообщения от журналистов, даже не прослушав их. Как минимум десяток. Кроме того, обнаружились три сообщения от истеричного Кристиана Стендера, который желал знать, когда они, черт возьми, думают задержать безумца, убившего его маленькую девочку. Поскольку до сих пор Кристиан Стендер никоим образом не посодействовал следствию, не считая приступов рвоты и рыданий, его решимость оказалась неожиданной. С чего вдруг он решил перейти в наступление? Мысль о том, что, ко всему прочему, придется иметь дело с яростью Кристиана Стендера, вызвала у него в желудке ощущение уныния.

Йеппе шел к столовой, по дороге созвонившись с криминалистом Клаусеном. Клаусен ответил после первого гудка.

– Привет, Кернер. Ты с чем?

– Орудие убийства. Что там с ним?

– Ничего. Чем бы ее ни грохнули по голове, этого предмета больше нет в квартире. С ножом сейчас разбираемся. Думаю, что-то выяснится сегодня чуть позже. Заглядывай, когда у вас там будет время.

Йеппе провел рукой по глазам и зевнул.

– Что еще?

– Обнаружены следы всех людей, имеющих отношение к этой квартире. Волосы девушек в душевом стоке, слюна Юлии на кофейной чашке и тому подобное, но ничего напрямую связанного с убийством. Вообще, как-то удивительно мало следов осталось от преступника, учитывая очевидную жестокость нападения. Ни волос, не принадлежащих обитательницам квартиры, ни крови, ни выделений – и пока что не так много отпечатков. Он действовал чрезвычайно осторожно. Мы обнаружили четкий след подошвы на ворохе бумаг в гостиной и несколько следов в крови вокруг тела. Они очень определенные, так что, вероятно, из этого что-то и получится.

– А отпечатки пальцев?

– Бовин работает не покладая рук. Но пока у него нет ничего, явно связанного с убийством. Ничего рядом с трупом или в лужах крови.

– Преступник надевал перчатки?

– Если ты меня спрашиваешь, а ты как раз меня спрашиваешь, я скажу вот что: на нем были не только перчатки. Я думаю, на нем был какой-то защитный костюм.

В столовой отдела убийств, держась за руки, сидели Каролина Боутруп с матерью, каждая на своем стуле, но так близко друг к другу, что их бедра и плечи соприкасались. Каролина была закутана в черный шерстяной кардиган и огромный палантин, закрывающий нижнюю часть ее лица. Темно-коричневые волосы казались растрепанными и жирными, лицо распухло от рыданий. И все-таки она была одной из красивейших женщин, которых Йеппе когда-либо видел. Не просто милой или привлекательной, но поразительно красивой, как кинозвезда. Длинные руки и ноги, правильные черты лица и лучистые синие глаза. Ее мать – как выяснилось, ее звали Ютта – представляла собой более зрелую и отточенную версию той же красоты, хотя и в более холеном варианте: седеющие волосы, элегантная стрижка паж, укороченная куртка на прямых плечах. Йеппе поздоровался с обеими за руку и попросил Каролину пройти за ним в комнату для допросов, чтобы побеседовать наедине. Рядом с кофе-машиной стояло несколько сотрудников, обеспечивавших порядок, пославших в их направлении тоскливые взгляды.