Кроличья нора, или Что мы знаем о себе и Вселенной

У нас в головах творился хаос. В конце концов кто-то из нас признал: «Мы не знаем, что делать. – И предложил: – Давайте пока брать интервью у людей, сведущих в том, о чем наш фильм. Может быть, они в процессе работы что-то нам подскажут. А может быть, мы послушаем их и сами поймем, куда двигаться дальше. А сейчас мы явно этого не знаем».

Мы стали обзванивать физиков, мистиков, философов. Знакомились, назначали встречи, брали интервью, снимали. Для меня одним из важнейших эпизодов в этой работе стало интервью с Рамтой. Мне показалось, что оно длилось десять секунд. На самом деле мы разговаривали три часа. Он сказал: «Ты ждешь, что я буду здесь сидеть, как манекен, и отвечать на твои вопросы, чтобы ты создал великое кино? Еще чего! Я просто собираюсь расширить твое сознание, а значит и возможности, а ты уж сам сделаешь свою работу».

Позже он разъяснил: мне необходимо смирение. Я полагал, что если финансирую работу над фильмом и оплачиваю все счета, имею право распоряжаться. А Рамта сказал: «Цель твоей работы над фильмом – вызвать у зрителя изумление и те эмоции, которые они, возможно, никогда не испытывали. Этого можно добиться только тогда, когда ты во время работы создаешь в себе соответствующее эмоциональное состояние. Но дело в том, что ты действуешь с чувством, которое исходит из известной, привычной тебе, Вселенной. Ты все контролируешь… И знаешь, что ты получишь в ответ от зрителя? Те же старые и паршивые эмоции, которые испытывал всегда!»

Я растерянно пробормотал: «Да, я полагаю…»

Рамта прервал меня: «Нет, нет и нет! Ты не понимаешь всей серьезности проблемы. Ты был таким же простаком на протяжении сотни жизней!»

Вот так вот! Я, значит, сижу и не знаю, что и думать, камеры жужжат. А Марк и Бетси смеются: «Ну-у! Как хорошо! Наконец-то кто-то сказал ему это!» Операторы ухмыляются. И это было только начало.

«Ты мечтаешь о гениальном творении, – сказал Рамта, – но гений всегда приходит с внешней стороны известного, из-за границ контролируемого тобою мира. Если ты сделаешь фильм, как задумал, это будет просто мусор, который никто не станет смотреть!»

И это была правда. Я знал, что это правда. Он уничтожил меня. Он сразил всех нас. Мы действительно хотели создать нечто великое, и ради этого уже были готовы даже избавиться от эго. И Рамта выбрал наилучший момент, чтобы показать нам, что это такое.

Учителя любят, когда ученики чего-то хотят: «Вот теперь я могу надавить как надо!» Ибо просветленные знают: лишь пройдя сквозь хаос и неизвестность, без страха и упрека шагнув в неведомое, можно надеяться на пробуждение в себе человеческого гения. Порой у меня перед глазами возникает такая картинка: Рамта наблюдает за нами, а перед ним кнопка с надписью «Хаос». «Ах, так они думают, что у них хорошо получается…» – и нажимает на кнопку. И все летит в тартарары.

Это был для нас важный поворотный момент. Позже, когда мы остались втроем, меня все еще продолжало трясти. Бетси сказала: «Да, нам придется все менять!.. Давайте избавляться в сценарии от Аманды».

Мы с Марком переглянулись: «Нет, мы думаем, Аманда нам нужна».

«Ну, ладно! Тогда давайте избавляться от ведущего!» – вскричала Бетси. Она пыталась добиться этого уже в течение трех месяцев.

«Да, – согласились мы. – Ведущего надо убрать».

В один момент мы перечеркнули полгода или даже год работы. И отправились брать очередное интервью.

Поскольку я раньше был немного связан с наукой и мог сделать умный вид, мне приходилось начинать все интервью, задавая «специальные» вопросы. Затем, когда ученый начинал от меня уставать, в бой вступала Бетси: «Знаете, вас было интересно послушать. Возможно, все это для вас, людей науки, многое значит. Но что это значит для меня? Ну, я имею в виду квантовую суперпозицию. Как мне применить это в своей жизни?»

Она делала это совершенно искренне. И в результате, как правило, получала совершенно неожиданный ответ, который совершенно менял ход беседы.

Затем наступала очередь Марка. Посидев в сторонке и послушав, он или выдавал какой-нибудь сакраментальный вопрос, или затевал любопытную инсценировку.

Мы сделали все интервью, которые хотели, – и снова погрузились в хаос. Ну ладно, у нас нет никакого сценария, но есть шестьдесят часов необработанного отснятого материала. Что мы будем со всем этим делать?

Тем временем бюджет фильма неуклонно рос. К тому времени он составлял более миллиона долларов. Я смиренно говорил себе: «Ну что ж, парень, вот так идут дела…»

Нам предстояла сложная работа – смонтировать фрагменты интервью так, чтобы создалось впечатление диалога между интервьюируемыми и все вместе имело какой-то смысл. При этом мы не собирались показываться в кадре. Мы так решили: нас в фильме не будет. В конечном счете, все получилось. Я смонтировал порядка двух с половиной часов интервью, выстроив материал так, как вы видите его в фильме.