Кроличья нора, или Хроники Торнбери

В тот момент я впервые испугался, что ревную ее, и это было недопустимо и недостойно по отношению к Анне. Поэтому я постарался более не обращать внимания на развитие нового романа. Бедная одинокая женщина должна устроить свою жизнь, и Мак-Фейри являлся бы для нее вполне достойной партией.

Но как я ни старался быть беспристрастным и непричастным к их связи – видя ее восхищенные глаза, наблюдая за тем, как они стараются уединиться, остаться в одиночестве, я испытывал все нарастающее смятение и боль и вскоре был вынужден смириться с очевидным: я ревновал. Нет, это не был приступ эгоизма. Я ни в коей мере не считал ее своей счастливой находкой и собственностью. Ревновал, потому что молодая женщина нравилась мне, я безмерно уважал ее стойкость, выдержку, способность выживать и приспосабливаться к совершенно чуждому миру, а самое главное, я восхищался ее искренностью и легким нравом, позволявшим ей расположить к себе почти всех вокруг. Я был очарован ею, и мне не хотелось потерять это удивительное создание, отдав его другому, хотя бы даже собственному другу.

То чувство, что постепенно зарождалось в моей душе, в первую очередь заметила Фрида – женщина, заменившая мне мать. Она была слишком чуткой и внимательной, чтобы не понять взглядов, которые я бросал на Элен. Помню, как она подошла ко мне, выждав минутку, когда ни Анны, ни леди Кэтрин не было рядом, и прошептала:

– Дорогой Фитцли, будь осторожен в мыслях и желаниях, они начинают отражаться на твоем лице, и люди смогут легко прочесть их…

Я понимал, что она имела в виду Анну и ее вездесущую мать, но… должен признаться, моя невеста становилась мне все более безразличной, и причина была не только в бедной Элен – огромная заслуга моего охлаждения к будущей жене лежала на ее собственной матери. Зло расползалось от леди Кэтрин во все стороны подобно грязному пятну, она отравляла воздух вокруг. Делала атмосферу в доме невыносимой. Не было дня, чтобы из-за пустяка, как, например, непроглаженная лента или не вовремя поданный кофе, не разгорался скандал. Не было дня, чтобы Фрида не успокаивала плачущую и проклинающую мерзкую ведьму Розалинду, которая прислуживала миссис Мортон, считавшей себя хозяйкой в Торнбери.

Когда дамы покинули нас, не только слуги, но и я вздохнул с явным облегчением. Теперь никто не будет мешать моему сближению с Элен, если только дорогой друг Мак-Фейри, но я не замедлил с ним объясниться уже через день после отъезда Анны.

Мне очень хотелось верить, что он, как джентльмен, понял и не затаил в сердце обиды, однако его истинная реакция мне неизвестна. Больше он никогда не появлялся с визитами в Торнбери, не счел нужным своевременно объясниться с Элен, она же продолжала его ждать и лишь позже, получив письмо, немного успокоилась.

Итак, она осталась со мной, но куда делась моя решимость? Я не мог найти в себе сил, чтобы признаться в чувствах. Каждый день откладывал объяснение на более поздний срок и удобный момент, стараясь держаться от нее на расстоянии, но, тем не менее, тайком наблюдал за ней. И она нравилась мне все больше и больше. Ни с чем не сравнимое удовольствие доставляло смотреть, как она движется, как поправляет непослушные завитки волос, как внимательно слушает, немного наклонив голову, как смотрит в глаза – прямо, а не опуская их кокетливо и стыдливо, что обычно свойственно молодым леди. Как мило улыбается уголками рта, как не боится спорить и честно признается, если бывает неправа. Мне нравилось, что малышка Мэри любит ее и зовет каждый вечер, и Элен с радостью занимается с маленькой девочкой, отдавая дань своей покинутой дочери. Она мне нравилась все больше и больше, и однажды я признался себе, что люблю и желаю ее как женщину больше всего на свете. Это поразило меня до глубины души и заставило полностью пересмотреть все будущие планы.

Стало понятно, что свадьбы с леди Анной не будет и мне необходимо разорвать помолвку. Я прекрасно осознавал все трагические последствия этого шага, но связывать жизнь с человеком, которого никогда не смогу полюбить, считал недостойным поступком.

Все причины разрыва были подробно изложены в письме, которое я отправил с посыльным, обязав слугу уведомить меня о вручении пакета в руки леди Анны.

Вторым письмом я пригласил из Лондона известного в городе портретиста – у меня появилась невероятная и смелая идея, которую я попытался воплотить в жизнь.

Мастеру было наказано написать портрет моей любимой, чтобы ее образ навеки был рядом и никогда не покинул меня. Оставалось лишь уговорить Элен позировать художнику.

Следующим днем я объяснился с ней. Я смог, нашел силы. Хотя, лукавлю, она сама вынудила меня быть смелым. Не мог даже предположить, что в то время, когда я страдал от невысказанности своих чувств, она умирала от моей мнимой холодности. Как я мог быть таким слепцом? Признание произошло неожиданно во время конной прогулки по парку. Я был вне себя от счастья, потому что обрел неожиданную надежду на взаимность. Она не отвергла мое предложение руки и сердца, а с радостью приняла его, на что я не рассчитывал совершенно.