Когда же Нельсон в своей шикарной дымчато-голубой пижаме наконец появляется из спальни, он неприятно удивлен и раздосадован ее присутствием, хотя всячески пытается это скрыть.
— Я думал, ты тоже с ними пошла. Такой гвалт подняли, пока убрались отсюда, мертвый проснулся бы!
— Я отказалась, — говорит она сыну. — Солнца мне и тут хватает, и потом хотелось побыть с тобой, а то ведь умчишься назад, а я тебя считай и не видела.
— Что ж, очень мило. — И он возвращается в свою комнату и минуту спустя выходит уже в халате — не иначе, отмечает она про себя, матери родной стесняется. Вот так, меняешь им пеленки без счета, купаешь их в ванночке голышом, а потом на тебе — уже и чужая. Халат у него легкий, летний, фиолетовый с орнаментом из «огурцов» — похожие халаты она девочкой видела в кино, там их только богачи носили. Халаты, смокинги, цилиндры и фраки, пышные белые платья, как у Джинджер Роджерс[198]
, подбородок утопает в страусовых перьях — или в песцах? — теперь уже не вспомнить. У нынешней молодежи нет перед глазами подобных образцов, им незачем из кожи вон лезть, чтобы походить на своих кумиров: рок-звезды вылезают на сцену в грязных джинсах, и даже бейсболисты, как она заметила, поглядывая в телевизор из-за плеча Гарри, не дают себе труда хотя бы побриться — все заросшие, как арабские террористы. Когда она росла, денег ни у кого не было, зато у каждого была мечта.Она предлагает Нельсону приготовить для него «французские» гренки — когда-то это был его любимый завтрак: взбиваешь яйцо, обмакиваешь в него кусочек хлеба и на сковородку. В те прежние годы на Виста-креснт, пока они все не попали в хороший переплет, она всегда старалась устроить в воскресенье маленький праздник — и утро начиналось с «французских» гренок, а потом Нельсон шел в воскресную школу. Он ведь правда был тогда такой хороший, доверчивый мальчик, совсем не капризный, а этот трогательный завиток в одной брови, а его темные глазки, беспокойно мечущиеся между ней и Гарри...
— Нет, мам, спасибо, не надо, — говорит он. — Я хочу просто выпить кофе, и не пытайся заталкивать в меня еду. Жареный хлеб с утра пораньше, да еще с сиропом, меня от этого с души воротит.
— У тебя вообще аппетит что-то стал неважный.
— Слушай, чего ты хочешь, чтоб я превратился в жирного борова, как папаша? У него пятьдесят фунтов весу лишних — так ведь и загнуться недолго.
— Его все время тянет похрумкать чего-нибудь солененького, от этого и толстеет. Соль задерживает воду.
В кофеварке на дне еще осталось немного дегтярно-черного кофе — чашечка, глядишь, и нацедилась бы. Дженис прекрасно помнит, как они покупали эту электрокофеварку в «Кей-Марте» на 41-м шоссе, когда они еще только-только здесь обосновались; она-то сама больше склонялась к агрегату от «Крупса» на десять чашек, но Гарри, привыкший по старинке доверять рекламе в журнале «К сведению потребителей», утверждал, что «Браун» на двенадцать чашек лучше и качественнее. Нельсон делает гримасу — в детстве он точно так же кривился, завидев рыбий жир, — и выливает одиннадцатую с половиной чашку оставшегося кофе в раковину. Он долго шмыгает носом и фыркает и хватает со стола «Ньюс-пресс». Вслух он зачитывает: «Городские власти снимают обвинение с футбольной звезды. Исцеление озера Окичоби может оказаться нам не по зубам», но им обоим ясно, что серьезного разговора не избежать.
— Посиди в гостиной, — говорит Дженис, — почитай там минуточку, а я сварю свежий кофе. Может, съешь одну слойку, последняя осталась, а? Нет так нет, отец потом доест.
— Да нет же, ма, я уже сказал. Не ем я всякую дребедень.
Вода закипает, кофеварка начинает урчать, и из гостиной доносится его смех.
— Послушай, что пишут, — кричит он и громко зачитывает: — «Всеми уважаемый шеф отдела по борьбе с наркотиками полиции Кораллового мыса в ближайшее время расстанется с должностью, поскольку специальным расследованием установлено, что предоставленный ему полицейским управлением кокаин на сумму почти в тысячу долларов был использован не по назначению. Кокаин, по утверждению полиции, бесследно исчез, точнее, был подменен пищевой содой». — От себя Нельсон еще добавляет, по-видимому, сомневаясь в ее способности уловить суть дела, за дуру ее держит: — Тут, во Флориде, каждый готов нюхнуть или стырить, что плохо лежит, даже шеф наркополиции не исключение.
— Скажи лучше, ты сам-то как — готов?
Он, думая, что она спрашивает про кофе, отвечает:
— Ну, конечно, — и, не отрывая глаз от газеты, протягивает свою чашку. — Смотри-ка, вчера на юго-западе Флориды наблюдалась самая высокая в стране температура.