Кролик успокоился

— Что он сказал?.. — спрашивает Гарри, но еще не успевает закончить, как картинка уже исчезла и на ее месте другая — морская корова, которой имплантируют электронный датчик слежения; работу эту выполняет некто якобы мужского пола с волосами, собранными на затылке в хвост, — специалист по сохранению поголовья морских коров. Ребенок, одержимый зудом нетерпения, ненасытной жадностью к новым и новым образам, отправляет несчастную корову вслед за всеми остальными, долой с экрана. — Вернись назад на два канала, — умоляет Гарри. — Туда, где про самолет «Пан-Ам».

— Какой ты глупый, и так понятно, что там была бомба, — говорит Джуди. — А то чего бы он разбился?

Дети — они верят, что заголовки газет всегда про других.

— Ради Бога, угомонись немного с этим пультом. Погоди, я только возьму себе пива и покажу тебе одну потрясную карточную игру. А куда все подевались?

— Бабушка ушла на свои курсы, мама уложила Роя поспать.

— А твой папа?.. — На полуфразе он соображает, что спрашивать об этом не стоило, но слово уже слетело с языка.

Джуди пожимает плечами и заканчивает вместо него:

— ...еще не вернулся.

Оказывается, она и без него уже умеет играть в «рамми». И даже обставила его, а у него на руках было полно «троек», которые он готовился сбросить, дождавшись, когда соберется «джин». Попался. На их смех из спальни выходит Пру в узких белых шортах, натянутых на ее раздавшиеся бедра и собравшихся в горизонтальные складки. Лицо у нее тоже в складках — от подушки, немного подпухшее, в пятнах от сна, от сна или слез. Предательская у женщин плоть! Ступни у нее длинные, босые, все с тем же облупленным лаком на ногтях. Он спрашивает невестку:

— Какие планы?

Она, как и ее дочь, пожимает плечами:

— Наверно, дождемся Дженис и пойдем ужинать. Пока что дам Рою яблочного сока.

Они с Джуди снова сдают, а Пру чем-то там постукивает, позвякивает в кухне и потом воркует над Роем. Вечера здесь наступают без долгих церемоний: глядь, а за балконом уже все серое, будто подернулось туманом, запах моря вползает через раздвижную дверь, и не доносятся ни птичьи голоса, ни звуки с гольф-поля. Покой. Меньше всего ему сейчас хочется слушать Дженис, которая, как всегда, возвращается после своих женских сходок заряженная непримиримым боевым духом.

— Ну, Гарри, не думала я, что вы, мужчины, такие гады! Мало того, что с нами обращались как с собственностью, так еще, оказывается, все патриархальные религии пытались внушить нам чувство вины — из-за менструаций. Мы, видите ли, для них нечистые!

— Прости, пожалуйста, — говорит он. — Действительно, перебор.

— Это в наказание за Евин первородный грех, так нам сказала лекторша, — развивает тему Дженис, отчасти уже для Пру. — Что-то насчет яблок цвета крови, честно говоря, я не очень уловила ее мысль.

У Гарри лопается терпение.

— Послушайте, Евы, как насчет поесть? Лично я умираю с голоду.

— Кстати, мы купили для вас множество всякой полезной всячины, — вспоминает Пру. — Сушеные абрикосы — без серы, банановые чипсы — без соли.

— А, так вот это что в таких маленьких целлофановых пакетиках? Я думал, это что-то для приготовления китайских блюд и мне к ним лучше не притрагиваться.

— Ладно, — решается Дженис, — пойдем ужинать в наш ресторан. Нельсону оставим записку. Так, Пру, надевай платье, все равно какое. Вечером в шортах не пускают, мужчин без пиджаков тоже.

«Мид-холл», расположенный в корпусе А прямо над клубом «Девятнадцать», сочетает в себе функции ресторана и зала для различных мероприятий. С одной стороны, ты видишь тут меню с ассортиментом блюд и ценами, официанток в коротких золотых платьицах, перекликающихся с темой золотых колец на эмблеме Вальгаллы (отголоски которой там и сям, когда дизайнер вдруг вспоминал об этом, встречаются в убранстве холла), и даже стюарда по напиткам в летнем смокинге и с какой-то штуковиной вроде велосипедного замка вокруг шеи; с другой стороны, сразу при входе висит доска объявлений, утыканная всякими афишками, листовками и разноцветными листочками с сообщениями о том или ином цикле занятий или о лекции, концерте, уроке американской кадрили, сеансе познавательного кинопутешествия, которые ты можешь посетить, а по средам и субботам, в вечернее время, пока все ужинают, в другом конце зала проводится игра в бинго, номера выкрикивают со сцены, оборудованной микрофоном и частично скрытой от глаз огромной колонной, подпирающей выпуклый звездный свод: часть потолка над залом — стеклянная. Вот оно, наяву, это странное ковшеобразное вместилище из его сна: может, и правда ему просто-напросто приснился этот зал, подсказанный сознанию пустым желудком? При виде меню Кролик чувствует себя точь-в-точь как Марти Тотеро, в тысячный раз теряясь перед необходимостью сделать выбор между бифштексом и телятиной, жареной свининой и ветчиной, креветками и гребешками, рыбой-меч по-каджунски[46] и филе камбалы, начиненным мидиями, грибами и артишоками.