Кроманьонец

Бродим, собираем ветки. Сколько могут унести в руках дети? Немного. Вернулись. Оставив поклажу у ямы, выкопанной вчера и снова пошли.

Ходили раза три.

Прямо в яме сложил костер. Принес из чума угли в горшке. Поджег ветки. Сидим втроем у костра, я запекаю бока первенца. Лило и Тошо время от времени ветки в огонь подкидывают.

На небе ни облачка. Солнце припекает, а тут еще жар от костра. Не думал, что мое желание выкупаться приведет женщин и детей к такой панике.

Отставляю в сторону казанок и бегу к воде. Почти сразу ныряю. Водичка бодрит, но как приятно!

Выныриваю, а на берегу и женщины, и дети кричат, руками машут. Таша и Лило в слезах. Выбегаю из воды чтобы их утешить, получаю затрещину вначале от мамы, а потом и от крохи Лило.

Настроение утешать их сразу же улетучилось. Иду к костру, присаживаюсь, беру казанок и продолжаю обжиг.

Ну, хоть бы кто поинтересовался, что я в реке делал? Снова тихо и снова все при деле. Отходчивый народ в нашем племени и не любопытный…

Когда костер догорел и ветки закончились, я разгреб угли к краям ямы, поставил казанок в средину. Поглядывая на женщин, снял с чума кусок шкуры и накрыл им яму. Сверху песочком закидал. Все хорошо, всем все равно.

Пока изделие запекается, решил дамочкам помочь. Хоть и тяжела для детских пальцев работа, но старался, как получалось до вечера.

Появились мужчины, принесли рыбу.

Тиба собрала ивовое волокно и унесла в чум белок. Размочаленных прутиков осталось совсем немного. Другие женщины, бросив работу, побежали встречать рыбаков.

Я откопал шкуру и, подцепив палкой за ручку, вынул казанок из ямы. Пока он остывал, всю рыбу уже запекли. Ну, ничего, удивлю всех завтра. Главное, что звон от керамических стенок приятный…

* * *

Просыпаюсь от крепких объятий Саша.

«Не души меня своей любовью», — думаю, а сам пытаюсь вырваться.

Как оказалось краснота, и опухоль на ее колене к утру почти пропали. До полудня женщины то и дело бросали работу и прибегали потискать меня. А мы с Лило и Тошо между прочим очень важным делом занимались — лепили посуду!

Пришел и шаман.

Ахой стоял в метрах трех от каменной гряды, где мы обустроили гончарную мастерскую, и наблюдал за нашей работой. К его присутствию я уже успел привыкнуть и когда услышал: — Лоло, подойди, — вздрогнул от неожиданности.

Проявлять строптивость в этом случае счел неуместным. Подхожу и говорю:

— Слушаю тебя Ахой-медведь.

Он теребит длинную, доходящую до впалого живота бороду и пока молчит. Я терпеливо жду, пока самый старший в племени решит что-нибудь. Наконец, он посмотрел на меня и заговорил:

— Скажи, Лоло…

Наверняка он знает, чего от меня хочет, а то, что вопрос ему сформулировать трудно, для меня уже стало очевидным.

— Я отвечу тебе Ахой. Что мне сказать?

Мне почудилось, будто слышу, как у него мозги скрипят.

— С тобой говорят духи?

Что ему ответить? Нет — не скажешь, ибо вопросов потом еще больше будет. Попробую согласиться.

— Да, Ахой. Они говорят со мной.

Шаман кивнул и отправился восвояси. Я так и не понял рад он или напротив — огорчился.

К появлению охотников мы израсходовали весь запас глины и успели еще столько же принести. Четыре чашки и две тарелки сохли на камнях чуть дальше того места, что облюбовали соплеменники.

Вернулись мужчины чуть позже, чем обычно. Той загарпунил двухметрового сома, и притащить к стойбищу его, наверное, было не просто.

Я, конечно, обрадовался, что сегодня смогу испытать казанок в деле.

Пока взрослые потрошили рыбину, я развел в яме костерок, принес в казанке воду и поставил его на огонь.

На мою просьбу порезать небольшую рыбку Таша отмахнулась. Это сделала Саша. Она пошла со мной к огоньку и смотрела, как варится рыба. Ну, а варилась она недолго. Едва ее глаза побелели, как я заранее приготовленными рогульками вынул казанок из огня. Он не треснул!

Наколов палочкой кусочек, выложил на лопуховый лист. Предложил Саша попробовать.

Взяв в руки лист с рыбой, она подула на нее и немного откусила от угощения. С диким визгом, еще прихрамывая, нарушив главное правило, побежала к чуму. Удивился не только я. Все тут же бросили заниматься делом. А Саша тычет лист то Тиса, то Таша, то Тука. Наконец, Той все это представление прекратил, забрав у Саша рыбу, особо не раздумывая, отправил ее в рот.

Прожевав и выплюнув кости, он зацокал языком и вынес вердикт:

— Хорошо, дай еще!

Мы варили рыбу до ночи. Пока Луну не затянуло тучками.

Глава 2

Открываю глаза и понимаю, что-то произошло: в чуме никого нет! Почему никто не разбудил и где сейчас соплеменники?

Отверстие дымохода открыто, столб солнечного света наполнен пылинками. В очаге потрескивает сосновое полено.

«Кто-то же его положил туда?»

Сердце успокаивается.

Выхожу наружу и вижу соплеменников, ожидающих меня(!), и в этом нет никаких сомнений: Той-копье и Лим-камень сидят на земле в метрах пяти лицами к чуму; сразу за ними остальные мужчины племени, чуть дальше за спинами охотников — женщины и дети.

Взгляды у соплеменников обычные, без тревоги и ожидания, ни осуждающе и ни с надеждой, без любопытства. Только у Таша и Лило, пристроившейся у ее ног — с обожанием.